Рука актера разжалась. Нож выпал на пол. А журналист ловким движением завернул правую лапищу противника ему за спину. Никола невольно согнулся. А Дима выворачивал руку все глубже, выше. «Сейчас завопит от боли», – отстраненно подумал он. И точно – Никола заорал.

Полуянов чуть-чуть ослабил хватку, чтобы боль у противника слегка отступила, и спросил:

– Ты убил Прокопенко? Волочковскую?

И снова нажал. Актер опять взвыл. Теперь слегка ослабить хватку...

– Ну, говори!

– Нет, не я! Клянусь, не я!

Новое нажатие, вопль – и из коридора все вместе, вразнобой, закричали женщины:

– Дима, хватит!

– Отпусти его!

– Перестань!

Лицо у Царевой – Дима видел – исказилось, словно руку заламывали ей.

Но журналист, стараясь не обращать на женщин внимания, все равно еще раз нажал и снова выкрикнул:

– Ты убил? Ну, говори!

– Нет, не я! Клянусь тебе, не я!

И тут вскрики женщин перекрыл решительный возглас Марьяны:

– Дима, отпусти его. Это я убила.

* * *

Все с немым удивлением воззрились на девушку. И даже Полуянов от неожиданности выпустил руку Кряжина. Но тот и не думал продолжать драку. Он весь съежился, сдулся, словно из него выпустили воздух. Актер уселся на полку и стал трясти, поглаживать, нянчить свою правую руку. По его щекам потекли слезы. На полу у его ног валялся нож, о котором сейчас временно забыли.

Но все это Дима видел лишь краем глаза и отмечал как бы на втором плане, с бесстрастием документальной камеры. А основное его внимание – как и всех других (кроме Кряжина) – было направлено на Марьяну.

– Не могу поверить, – пробормотал Полуянов. – Как ты убила? Когда?

– Как когда? – хладнокровно улыбнулась артисточка. – Волочковскую – за десять минут до того, как ты вошел в ее купе. А Прокопенко – ночью.

– Как ночью? – растерянно переспросил Дима. – Когда? Ведь ты же была со мной...

Он даже не заметил, что проговорился, выдал их с девушкой постельную тайну. Однако по сравнению с обвинением в убийстве забота о чести дамы меркла.

– А я сделала все до того, как к тебе пришла, – беспечно отозвалась Марьяна.

И Старообрядцев, и проводница, и Царева смотрели на девушку со смешанным выражением удивления, ужаса и даже некоторого восхищения. А в глазах главного оператора читалось еще и недоверие. И все слегка отодвинулись от молодой актрисы. Своим признанием она точно отгородила себя от них, в прозрачную клетку посадила... Одного Кряжина не интересовало ничего, кроме его поражения и боли в руке. Он плакал – скорее от обиды, чем от боли, и даже не вытирал слез. «Странная реакция, – мелькнуло опять мимолетом у Димы. – С виду столь брутальный мужчина, а ведет себя хуже бабы».

– Зачем ты это сделала? – ошеломленно проговорил журналист, не отрывая взгляда от Марьяны.

– Я расскажу. Только тебе. Одному тебе.

Тут и до Николы наконец дошло заявление девушки. Он воззрился на нее с изумлением.

– Что ж, – оторопело молвил журналист, – давай поговорим.

Он шагнул к выходу из купе. Царева и железнодорожница Наташа посторонились, дали Диме дорогу. Они избегали встречаться с ним взглядом и даже не хотели, чтоб он задел их, словно на Полуянова тоже перекинулась Марьянина зачумленность.

– Пойдем ко мне, – предложила девушка.

– Пошли.

Они проследовали по вагонному коридору – актриса впереди, репортер сзади, точно конвоировал ее.

В пустом и тщательно прибранном своем купе Марьяна уселась на полку, указала Диме на складывающийся стул у стола.

– Садись. Будь как дома.

– Я тебе не верю, – первым делом сказал журналист.

– Не хочешь – не верь, – пожала плечами артистка.

– Зачем ты это сделала? Какой у тебя мотив?

– Мотив... – горько усмехнулась девушка. – А то ты сам не понимаешь, какой у меня мотив!

– Не понимаю, – искренне ответствовал Полуянов.

– Неужели ты не видел, что я была влюблена в Прокопенко? А он... Он всего лишь давал мне надежду. Давал мне шансы. Мы иногда встречались с ним – тайком, тайком ото всех, очень редко...

– Постой! В ту ночь, в Питере, когда ты отказалась пойти погулять со мной, ты действительно была в его номере?

– Ну конечно! Димочка, миленький, не обижайся, я тебя тоже люблю, но по-другому, почти как брата, и мне сегодня было хорошо с тобой. Но Прокопенко – это что-то... он такой... такой незабываемый, мудрый, чуткий... Я все готова была отдать, лишь бы остаться с ним навсегда. Надеялась, он бросит стерву Волочковскую и полюбит меня. По-настоящему полюбит. Но вчера... Когда я узнала, что они решили пожениться... во мне что-то будто взорвалось. Я не помнила себя от обиды и гнева!

Скажи последнюю фразу кто-то другой – прозвучало бы фальшиво. Но в устах Марьяны она была гармоничной.

– И в постель ко мне ты тоже влезла от обиды на режиссера, – грустно констатировал репортер.

– Если честно – да, – со стыдом и раскаянием молвила девушка.

Сердце Поляунова упало, хоть он уже и не ждал иного ответа.

– Но мне, – поспешила добавить актриса, – с тобой было хорошо тоже.

Это «тоже» покоробило Диму.

– А зачем ты убила Волочковскую? – спросил он, и горечи в его словах оказалось больше, чем нужно. Больше, чем он думал. Он и не знал, что в нем есть столько горечи...

– А какая разница, одно убийство или два. Говорят, что у человека, если его не останавливают, вырабатывается привычка убивать... Считай, она выработалась и у меня.

– Убивать привыкают только маньяки, – жестко сказал Дима. – А ты не маньяк.

– Ну неужели ты не понимаешь?! Волочковская – разлучница. Причина всех моих страданий. Женщина, которая увела моего возлюбленного. И она, вдобавок, нисколько не горевала после его смерти. За себя боялась! Чтоб ее не заподозрили, чтобы в тюрьму не упекли.

– И за это ты убила ее?

– И за это тоже.

– Ну ладно. С мотивом понятно: ревность. А как ты их убивала? Расскажи.

Девушка поморщилась.

– Зачем тебе знать?

– Я хочу знать.

– А я не хочу рассказывать.

– Ну хорошо. А где ты взяла орудия убийства?

– Купила в Питере набор ножей. Чек показать?

– Зачем ты их купила? Ты ж говоришь, что решение убить Прокопенко пришло к тебе спонтанно, после того, как ты услышала, что Волочковская выходит-таки замуж за режиссера...

– А купила я ножи просто так, – с потрясающим спокойствием молвила актриса. – Точнее, в подарок. У меня ведь в Москве парень есть. Ну, такой, знаешь... Запасной аэродром. Мы с ним встречаемся. Он меня любит, я его – нет. Но надо ж в нем как-то огонь поддерживать, а не то ведь сбежит, – с цинизмом, который в других обстоятельствах показался бы Диме очаровательным, проговорила девушка. Вот и приходится... А он у меня охотник, богатенький, на сафари в Африку ездит. Ножи ему кстати будут. Ой, – словно бы спохватилась Марьяна, – Димочка, бедненький, тебе ж, наверное, неприятно слышать о моих поклонниках? Но мне тоже обидно было узнать про твою жену...