– Бога ради, Сидони, сядь. – В голосе его слышалась смертельная усталость. – Не то ты свалишься с ног.

Он прошел к умывальнику и с таким нетерпением плеснул воды в таз, что та перелилась через край. Она обессиленно опустилась на стул. Джозеф подошел с тазом и встал на колени у ее ног.

– Что ты делаешь? – Сидони по-прежнему унизительно остро ощущала свою наготу под ненадежным покровом.

– Ты же не можешь лечь вот так в постель. – Он поднял ее грязную ногу и начал обмывать ее чуть теплой водой. Черт бы его побрал! Он спрятался за этой нежностью, но она видела проблеск его истинных чувств, когда он стоял, отвернувшись. Эта игра в няньку – ложь, ложь, ложь.

– Прекрати, Меррик. – Она выдернула ногу.

Он резко вскинул голову и потрясенно воззрился на нее.

– Боже правый, Сидони, неужели я вообще не должен к тебе прикасаться?

Красивый рот Джозефа горько скривился. Его досада не должна была так сильно задеть ее, ведь они знакомы всего ничего, но задела.

– Клянусь, я не сделаю тебе ничего плохого. – В его осипшем голосе звучала искренность. Он собрался встать. – Если ты не желаешь принимать помощь от меня, я разбужу миссис Бивен.

Просить его остаться будет с ее стороны глупо. Джозеф опасен. Спасаясь от него, она бежала куда глаза глядят, словно все демоны преисподней гнались за ней. Но она тронула его за руку, прежде чем вспомнила, что собиралась держаться подальше, надеясь удержать его.

– Нет.

Он нахмурился, но не отстранился. Трудно винить его за то, что ее поведение кажется ему непоследовательным. После сегодняшнего он, должно быть, считает ее ненормальной. Быть может, у нее от дождя размякли мозги, но она не могла придумать больше ни одной причины для своей нерешительности.

– Я не хочу, чтобы ты изображал моего слугу.

– Очень жаль. – В его улыбке не было искренней веселости. – Выбор у тебя невелик: либо я, либо миссис Бивен.

Она протянула ему ногу. Помедлив, словно убеждаясь в ее согласии, он вновь занялся ее стопами.

Наконец Джозеф бросил тряпку в таз и поднялся, чтоб отнести его к умывальнику. Вернулся с последними полотенцами и начал вытирать ей волосы.

– Меррик! – запротестовала она.

Трение высекало искры жара у нее в крови, что нельзя было целиком приписать возвращению циркуляции. Когда он отнял полотенце, она смогла увидеть: выражение его лица было непроницаемым. Он не походил на того мужчину, который смеялся с ней и целовал ее. И подарил ей райское блаженство… Она не должна желать возвращения того мужчины. Он угрожал не только ее добродетели. Он угрожал всему, что она ценила.

Но Сидони была невыносима та дистанция, которую он установил между ними, несмотря на его невысказанное извинение. Ибо он именно извинялся, как бы ни осмеивал себя, как человека без совести. Она не понимала всех его эмоций, исподволь наблюдая за ним, но узнавала раскаяние. И корила себя за глупую истерику, за то, что убежала, как будто простого «нет» было недостаточно.

«Нет» – слово, которое она не спешила произнести.

Покрывало соскользнуло, обнажив верх груди, – Сидони торопливо подтянула его повыше. Он, казалось, не заметил. Ей следовало бы радоваться, что он обращается с ней уважительно, а не как со спелой грушей, готовой упасть ему в руки. Словно своевольный ребенок, она почувствовала досаду.

Час назад он желал ее. Желание не могло умереть так быстро. Или могло? Этого она не знала, ибо была недостаточно хорошо знакома с желанием, чтобы судить.

Взглянув в зеркало напротив, Сидони с трудом удержалась от испуганного возгласа при виде пугала, глядящего на нее. Неудивительно, что Джозефа она больше не интересует. Волосы спутаны, лицо – бледный овал, на котором черными кругами выделяются глаза.

– Ты закончил? – спросила она, недовольная собой, Джозефом, всем на свете.

– Уже скоро. – Он налил ей еще бренди и протянул бокал. – Если я оставлю тебя на минутку, ты обещаешь не убегать?

Принимая бокал, она почувствовала, как вспыхнули щеки. Что ж, трудно упрекнуть его за то, что он обращается с ней как с непослушным ребенком.

– Я уже набегалась.

– Рад слышать. – Склонив голову в знак признательности, Джозеф вышел.

А когда вернулся, на нем были рубашка и бриджи. Его заботы вернули ее к жизни – она на секунду даже пожалела, что он больше не полураздет.

«Распутница!»

Он положил еще одну рубашку на кровать.

– Что это? – спросила она с подозрением.

– Я не знаю, куда миссис Бивен убрала твои ночные сорочки, – мягко отозвался он.

Сидони была смутно разочарована его внимательностью. Разумеется, не хочет же она спать рядом с ним голой. Только он обещал, что она будет спать одна, не так ли?

Еще один укол предательского разочарования.

Он причесал свои непокорные кудри, и они заблестели, как черный атлас. Потом потянулся за ее расческой, лежащей на туалетном столике, как будто это ее комната. Тогда как она здесь лишь временный обитатель. Ей не стоит забывать об этом.

Джозеф шагнул ближе и поднес расческу к ее спутанным волосам.

– Нет. – Сидони отдернула голову. Ей больше не хотелось неискренней предупредительности. Ей хотелось реального мужчину.

– Шш. – Он прижал ладонь к ее щеке и держал, осторожно и тщательно расчесывая спутанные пряди.

В комнате стало тихо. Потрескивали поленья в камине. Тихо шуршала расческа. Дождь стучал по стеклу. Буря снаружи, как и буря между нею и Джозефом, утихла.

Он расчесывал ее волосы до тех пор, пока они не стали почти сухими. Бокал с бренди опасно наклонился у нее в руке, и он едва успел подхватить его. Ленивое удовольствие растеклось по ее телу при взгляде на его руку, накрывшую ее ладонь. Плавное движение расчески снимало слой за слоем ее сопротивление. После всех страхов и гнева она погрузилась в туман вялой покорности. Возможно, скоро он отнесет ее в постель. Наверняка он говорил не всерьез, что она будет спать одна.

Он отложил расческу и взял ее на руки. Сидони что-то сонно забормотала и уткнулась лицом ему в грудь. Она была теплой. Он был теплым. Все было таким восхитительно теплым. Она подавила зевок и закрыла глаза.

«Джозеф…»

Возможно, она произнесла его имя вслух. Сидони потерлась носом о крепкую грудь, вдохнув запах дождя и свежести. Ей показалось, он тихо зарычал, но уверена не была. Она слишком устала, чтобы быть в чем-то уверенной.

Он положил ее на кровать и укрыл одеялом. Руки его отпустили ее как будто с неохотой, и это ощущение прорезалось сквозь ее сонливость. Она протестующе замычала и ждала, что он ляжет с ней рядом.

Глаз Сидони не открывала. Смотреть на него – почти все равно, что признать, что она перестала сопротивляться. Она услышала, как он вздохнул. Его чистый запах наполнил чувства, когда он прижался губами к ее лбу, а потом коротко поцеловал в губы.