И что же тогда нам остается? Идти под суд, а потом на «зону»? Причем на очень долгий срок, и на строгий, если не на особый, режим, где «вертухаи» будут гнобить нас до смерти? Может такая перспектива радовать? Чем она легче рабства?

Но что у нас есть в противовес этому?

Есть у нас, конечно, одна возможность… Примкнуть к какой-нибудь банде из местных. Примкнуть только потому, что и в этой банде сейчас такие же люди, которые не могут, как и мы, доказать свою правоту и не могли раньше терпеть произвол. Я слышал мнение, что большинство банд в Дагестане состоят из таких людей, доведенных до отчаяния. И лишь изредка это бывают банды исламских фундаменталистов или просто уголовные банды. Однако и этот путь виделся мне путем без конца. Вернее, путем к близкому и неизбежному концу. Быть преследуемым и дальше, как мы преследуемы сейчас? Это меня мало устраивало. Тем более что в преследовании может принимать участие и спецназ, а я лучше других понимал, что против спецназа ГРУ бандитам не устоять.

Так что же оставалось? Этого я пока еще не знал. Но твердо верил в одно — в то, что безвыходных положений не бывает и выход какой-то обязательно найдется. Хотя и хотелось, чтобы он нашелся как можно быстрее, пока я связывал выход только со своим обращением напрямую в спецназ ГРУ. Пусть даже в отряд другой бригады, но спецназ ГРУ, как нам говорили командиры, своих никогда не предает, и, я был уверен, мне обязательно помогут, и мне, и тем, кто со мной. Вера эта была слепая, не знаю, насколько обоснованная, и, может быть, я выдавал желаемое за действительное, но другого пути я пока не видел…

— Ты чего пинаешься, дядь Вась?

— Не храпи.

— А ты мне наливал?

— Я не про то.

— А я про то. Что я выпил, то выпил. И бутылка в запасе осталась, командирской милостью. А больше я ни грамма.

— Я тебе говорю, я не про то. Я говорю — не храпи.

— Что ж я храпеть буду, если я трезв, яко младенец.

— Младенцы тоже, я слышал, бывает, что храпят. Ложись на бок, чтобы не храпеть.

— За Москву ручаться не буду, но в Махачкале твой, Ананас, храп слышно. Это точно, — сказал я, подходя к ним. — Правда, на соседнем холме он слышится звериным рыком. Пусть менты пугаются. Хотя и пугать их уже некогда. Дядя Вася, это вам, — протянул бывшему полковнику переговорное устройство. Не забыл и то, что просил Ананас. Он даже встал, ожидая подношения. Но зажигалку я отдавать не стал. — Чтобы пока не курил. Курить будешь только тогда, когда я посчитаю это безопасным. А сейчас уходим. Чтобы никто не заблудился и не потерялся, предлагаю каждому посматривать в затылок идущему впереди и не отставать.

Я говорил коротко и ясно. Присутствие рядом полицейского спецназа никого не вдохновляло на какие-то собственные необдуманные действия, и потому, как только я двинулся вперед, все мои бомжи дружно направились за мной. Первым пошел дядя Вася, за ним Ананас, замыкающим старик Василий. Но я почему-то был уверен, что уже вскоре замыкающим станет именно Ананас, физически самый крепкий, может быть, даже самый сильный, но не самый выносливый.

Идти ночью по этим холмам оказалось не так сложно, как думалось раньше. Это не по каменным россыпям пробираться, где сложнее, чем пройти, просто не споткнуться и не оступиться. Примерно через сорок минут, после того как мы покинули ложбинку между холмами, выкатилась луна, не достигшая еще полнолуния, но изо всех сил стремящаяся к этому. Она была желтая и мутная, с многослойным нимбом, тем не менее, дорогу нам освещала неплохо. Плохо было то, что она и нас высвечивала и не было тени, в которую можно было бы спрятаться. Конечно, мы рассчитывали, что больше никого среди этих холмов не встретим, но полной уверенности пока не было. Дядя Вася время от времени включал переговорное устройство, и из разговоров мы смогли уяснить, что полицейский спецназ действует тремя отрядами. С одним из отрядов мы недавно встретились, хотя и не задержались рядом даже для того, чтобы разделить с бойцами скорбь от незапланированной потери. Как мы узнали из подслушанных разговоров, один из бойцов выкопал себе окоп для наблюдения за тропой под камнем, камень обрушился и раздавил бойца.

Приятно было, что хотя бы эту смерть не вешают на нашу группу. Но на нас уже столько, наверное, понавешали, что при попадании в лапы ментов ничего хорошего ждать не придется.

Нас караулили на тропе и одновременно рассчитывали утром загнать на эту тропу движением двух групп с двух сторон. Хорошо, что я не поленился и сходил за переговорным устройством. И хорошо, что менты не сообразили поискать казенную принадлежность под телом. Не найдя «переговорку», они могли бы что-то заподозрить. Наверное, утром хватятся, но вполне имеют право посчитать, что кто-то из товарищей прихватил инструмент связи себе вместе с трубкой сотовой связи и сигаретами. Догадаться, что кто-то подкрался и умышленно столкнул камень на постового, будет сложно. И уж совсем невозможно доказать, что это сделал кто-то из нас.

Эта мысль давала мне облегчение, и я шел вперед достаточно быстро, только иногда, когда почва под ногами попадалась неровная, нога снова слегка подворачивалась, и я чувствовал неприятную острую боль. Острую, но терпимую. Она приходила и так же быстро уходила, стоило сделать несколько шагов, напрягая стопу. Я даже не хромал, и моей травмы со стороны никто не заметил, по крайней мере, никто ничего мне не сказал.

Я оглянулся и остановился только через час пути, чтобы проверить степень усталости каждого. Ананас к этому времени уже прочно занял позицию замыкающего и даже рискнул отстать от старика Василия на добрый десяток шагов. Но я его в этой темноте видел, значит, и он видел Василия. Дистанция еще позволяла не потеряться, и увеличиться ей Ананас не даст. Он тоже с головой дружит, несмотря на уже выпитое, и понимает, что одному здесь не просто не выжить, одному здесь даже не выйти. А он, скорее всего, и не знает, куда следует идти. Впрочем, этого не знает никто из нас. Но на месте оставаться нельзя. Нужно передвигаться, чтобы не стать мишенью для бойцов полицейского спецназа.

— Ананас, если что, крикни негромко, мы притормозим.

— Нормально все. Иду же… Я пока не устал, только ноги ватные. Это скоро пройдет, разгуляюсь…

Изначально я предполагал сделать привал через час пути. Но, посмотрев на своих спутников и убедившись, что они еще держатся нормально и не выказывают категоричного желания развалиться на земле, решил увеличить переход до полуторачасового и снова вернулся на место ведущего, чтобы дядя Вася не завел нас невесть куда. Он недавно сам жаловался, что с ориентацией у него стало плохо, и на передовые позиции не рвался, сам понимая свое место. Ориентация человека — это явление высших сил. Одним Господь дал, другим — нет. Здесь винить в неумении никого нельзя, как нельзя винить человека в высоком или, наоборот, в невысоком росте. Новое переговорное устройство дядя Вася из рук не выпускал, хотя звук сделал минимальным, чтобы не привлечь внимания кого-то со стороны, и время от времени прослушивал разговоры внутри отряда полицейского спецназа.