События 3–4 октября оставили в душах россиян горький осадок.По официальным сведениям, погибло девяносто два человека. Но в народе ходиладругая цифра – несколько сот, а то и больше. Обе стороны повели себя достаточнолицемерно. Руцкой и Хасбулатов клялись, что за свободу России будут биться досмерти, но, в конце концов, смиренно сдались властям. Лагерь же Ельцина обвинилбунтарей в государственной измене, но через несколько месяцев выпустил их насвободу, объявив амнистию.

12 декабря 1993 года, через два месяца, на общенациональномреферендуме была принята ельцинская Конституция. Прошла она с трудом – «за»проголосовали 60 процентов пришедших на участки и всего 32 процента имевшихправо голоса. Звучали серьезные обвинения: в провинции списками принявшихучастие в референдуме (53 процентов) манипулировали, чтобы его результатысчитались законными, подтягивали число голосовавших до пороговой цифры; но такили иначе конституционный кризис был разрешен. По новой Конституции президентполучал неслыханные полномочия – примерно как кайзер или царь в Европе доПервой мировой войны. Российскому президенту, как и кайзеру с царем,приходилось иметь дело с парламентом, но теперь это учреждение (получившееназвание времен царской России – Дума) противостоять президенту фактически немогло.

Одновременно с голосованием за Конституцию россияне выбиралиновый парламент. Большинство избранных депутатов были яростными критикамиЕльцина и его правительства. Можно сказать, что голосование было протестным,оно выражало негодование в связи с грубым роспуском предыдущего парламента. Нона российской политической сцене царило лицемерие. Россиянам могло казаться,что они избирают антиельцинский парламент, однако в итоге этот орган оказалсяпослушным инструментом ельцинского режима. Дело не только в том, что упарламента не было необходимых конституционных полномочий и угрожающиезаявления депутатов можно было не принимать всерьез. Крупнейшая парламентскаяфракция – партия Жириновского – получала от правительства Ельцина тайнуюподдержку; и, в свою очередь, поддерживала Ельцина всякий раз, когда делодоходило до голосования.

После того как Ельцину удалось укрепить свою власть,правительство получило возможность сделать еще один серьезный шаг к рыночнойэкономике. В 1992 году Егор Гайдар отпустил цены на многие товары, однакоподавляющее большинство российских компаний оставались собственностьюгосударства. Но теперь препятствие (парламент) было устранено, и массоваяприватизация получила зеленый свет.

Для большинства россиян перемены в стране происходили сошеломляющей скоростью. Всего четыре месяца – с августа по декабрь 1991 года –ушло на то, чтобы похоронить коммунизм и разрушить Советский Союз. В начале1992 года всего за несколько недель шоковая терапия Егора Гайдара уничтожилаплановую экономику, а заодно и сбережения подавляющего большинства гражданРоссии. Теперь с той же безжалостной скоростью на страну обрушиласьприватизация. Архитектором этой программы стал тридцативосьмилетний экономистиз Санкт-Петербурга Анатолий Чубайс, руководивший относительно небольшойструктурой, именуемой «Госкомимущество». Это ведомство находилось в зданиинапротив гостиницы «Россия». В коридорах слышались голоса американцев: это былимолодые консультанты, которых Чубайс призвал под свои знамена.

«Чубайс появился в управлении Госкомимущества в 1991году, – вспоминает Гайдар, тогдашний премьер-министр. – В то времябыл полный организационный и хозяйственный вакуум, потому что старые механизмыпартийного и административного контроля в полной мере отключены. Значительнаячасть чиновничества, на основе полулегальных процедур, самым наглым образомразбазаривало собственность. Неоднократно на официальных заседанияхправительства начальники (местных) администраций говорили: „Отдайте все нам, мыназначим собственников“.

Поучаствовать в распределении богатейших природных ресурсовРоссии жаждали все. Коммунисты и националисты хотели, чтобы собственность побольшей части осталась в руках государства. Политики регионального уровнямечтали распределить собственность среди своих. Чубайс решил опереться нанебольшую группу бизнесменов с хорошими связями. По мнению Гайдара, этот ходбыл верным. «В тяжелейших условиях Чубайс сумел разработать регулирование,которое позволило упорядочить процесс приватизации в России, – говоритГайдар. – Он очень четкий администратор, очень хорошо умеет ставить задачии контролировать исполнение».

Однажды я встретился с Чубайсом, когда он был первымзаместителем премьер-министра, и мог лично убедиться в его феноменальной работоспособности.Наше интервью было назначено на 9:30 вечера в его кабинете. Огромноеправительственное здание (Белый дом), где находятся кабинеты премьер-министра,его заместителей и их сотрудников, было погружено во мрак – пустые коридоры,молчащие кабинеты, запертые двери. Все разъехались по домам. Но в крыле Чубайсаполыхал свет. Там кипела работа, люди звонили по телефонам, готовили документы,договаривались о встречах. Сам Чубайс появился в комнате для переговоров, чутьзапыхавшись – было ясно, что он очень занят. Но говорил совершенно внятно ичетко, и было ясно: передо мной – великолепный технократ.

По программе Чубайса приватизационные ваучеры были разосланывсем российским гражданам (151 миллион ваучеров). По плану предполагалосьприватизировать основную часть российской промышленности за два года. Наиболееобщий сценарий приватизации сводился к следующему: 29 процентов компаниипродавались за ваучеры на аукционе, 51 процент распределялся среди руководстваи рабочих, остальное оставляло за собой государство, чтобы впоследствии продатьза наличные или за обещания инвестиций.

Наиболее важной частью программы были ваучеры – в новойэкономике каждый гражданин получает свою долю; акционером может стать каждый, исамые лучшие компании отнюдь не достанутся самым богатым. Эта идея являласьвоплощением демократии Джефферсона – заложить основу для создания массовогосреднего класса и крупного внутреннего рынка, для быстрого развития экономики.Да, сбережения россиян сгорели в костре гиперинфляции 1992 года, но теперьграждане станут акционерами российских предприятий и смогут эти потери как-токомпенсировать.

Летом 1992 года президент Ельцин познакомил страну с идеейваучерной приватизации: «Нам нужны миллионы собственников, а не горсткамиллионеров. В этой новой экономике у каждого будут равные возможности,остальное зависит от нас… Каждый гражданин России, каждая семья получат свободувыбора. Приватизационый ваучер – это для каждого из нас билет в мир свободнойэкономики».

Доля, которую представлял собой один ваучер, была ничтожномала, а российский рынок ценных бумаг был весьма примитивным, и владельцываучеров, как правило, на приватизационных аукционах купить акции напрямую немогли. Выбор сводился к следующему: инвестировать ваучер в компанию, гдечеловек работал, для чего в компании существовала программа акционирования,либо передать ваучер в один из вновь создаваемых чековых инвестиционных фондов.