– Теперь у меня есть оружие, и я не побоюсь пустить его в ход!

– Ага, думаешь, сможешь меня одолеть? – Облизывая испачканные джемом губы, я решительно направляюсь в сторону Эда.

– Убирайся от меня, замарашка! – вопит Эд. – Тебе все равно конец!

Эд вращает щеткой над головой, точно рапирой. Но я уворачиваюсь, загоняю противника в ванную комнату, а затем хватаю его за шею и смачно целую в губы, оставляя у него на лице липкие красные следы джема.

– Фу, гадость! – возмущенно орет Эд, крепко держа меня обеими руками.

Наивно полагая, что он просто хочет пообниматься, я со смехом прижимаюсь к нему. Мне на лицо льется тонкая струйка воды, и я понимаю, что Эд еще со мной не закончил. Оказывается, он держит над моей головой насквозь мокрую губку – первое, что попалось под руку, – с которой капает вода.

– Ах ты мерзавец! – визжу я, пытаясь вырваться. – Ну все. Объявляю тебе войну!

Я хватаю гель для душа и выжимаю чуть ли не весь флакон ему на футболку. А он в ответ поливает меня шампунем. Шампунь стекает с макушки прямо по виску и оттуда по щеке. Но я невозмутимо вытираю шампунь и мыльной рукой хватаю Эда за нос.

Потом возвращаюсь в спальню в поисках чего-нибудь такого, чем можно было кинуть в него. Но стоило мне на секунду отвести глаза, как Эд, который, оказывается, идет следом, набирает пригоршню масла и швыряет в меня. Мягкое масло скользит по груди и шмякается на ковер. Ахнув, я хватаю йогурт и миску с клубникой и радостно выворачиваю все это добро Эду на голову. Что производит эффект разорвавшейся бомбы, и пару секунд мы, оцепенев, смотрим, как остатки клубники, не застрявшей у него в волосах, раскатываются по полу.

Ну вот, чары разрушены. Мы стоим – липкие, мокрые, в ошметках еды – и истерически хохочем. Хохочем до потери пульса, а потом, не сговариваясь, садимся на пол, чтобы немножко перевести дух.

– Ну ты даешь, глупая девчонка! – смеется Эд.

Эд с головы до ног перепачкан йогуртом, клубникой и джемом. Это смотрится так курьезно, что я захожусь в очередном приступе смеха.

– Ты выглядишь уморительно.

– А себя-то ты видела?

Я опускаю глаза. Моя некогда чистая футболка насквозь мокрая и сплошь в потеках йогурта. Пижамные штаны и того хуже, поэтому даже страшно представить, на что похожи мои волосы, которые прилипают к голове скользкими прядями.

Затем я оглядываю комнату:

– Пожалуй, нам стоит немного прибраться.

Переступив через разбросанную по полу еду, я направляюсь в ванную комнату, раздеваюсь и встаю под душ. Теплая вода льется мне на голову, я закрываю глаза. Но тут дверь в ванную открывается, Эд залезает в крошечную душевую кабину, встает сзади и обнимает меня. Я чувствую спиной его грудь. Я поворачиваюсь и сжимаю руками его ягодицы. Он целует меня в шею, я извиваюсь, наши тела трутся друг о друга. Мое сердце отчаянно колотится. Я безумно соскучилась по Эду. Соскучилась по его объятиям, по его мускулистому телу. Наконец-то он здесь, и это отдается во мне щемящей болью. Я знаю, что хочу Эда, хочу ощутить его внутри себя, расслабиться, прочувствовать сладостные мгновения. И вот в наполненной паром тесной душевой кабине мы с Эдом занимаемся любовью. Но не так, как в кино: в кабине негде развернуться, мы то и дело попадаем локтями в стекло; потом вода остывает, мы ее выключаем; более того, Эду приходится постоянно менять положение – у него начинают болеть ноги. Что, впрочем, не имеет ровно никакого значения, так как секс все равно потрясающий.

Уже после мне становится стыдно. Конечно, у нас и раньше были минуты интимной близости в те дни, что мне выпало прожить заново, и тем не менее я считала, что навеки потеряла шанс быть с Эдом, слиться с ним воедино, и сейчас я не знаю, как себя вести. Я быстро одеваюсь, а когда Эд снова сжимает меня в объятиях, блаженно улыбаюсь.

– Ну это было весело, – лукаво ухмыляется Эд.

– Да, весело, – соглашаюсь я.

– И вообще, ты мне больше нравишься, когда не ворчишь.

– Ты о чем?

– Ты знаешь о чем. – Эд выглядывает из исхлестанного дождем окна. – Похоже, такая погода всерьез и надолго. Хочешь выйти на улицу?

Я сую в рот уцелевший кусок круассана и киваю:

– Думаю, мы просто обязаны это сделать.

Оставшуюся часть дня мы провели так, как положено нормальным туристам в Париже. Прошлись рука об руку по Елисейским Полям, сделали кое-какие покупки, поднялись в гору до Сакре-Кёр. На верхней ступени лестницы мы останавливаемся. Дождь внезапно прекратился, по небу над Парижем плывут облака, и нам кажется, будто перед нами открываются бесконечные возможности. Я нежно сжимаю руку Эда, он чмокает меня в кончик носа.

На этот раз я не думаю о замужестве. На этот раз мне просто хочется быть счастливой.

Мы неспешно шагаем обратно в отель, остановившись выпить кофе в шикарном «Кафе де ла Пэ». Чтобы немного побаловать себя. Мы идем по набережной Сены, по пешеходным дорожкам, мимо красивых садов. Оказавшись на Новом мосту, решаем совершить прогулку по Сене на катере. Перед нами возвышается Нотр-Дам, вдали виднеется Эйфелева башня, словно напоминая нам о том, что мы находимся в одном из самых прекрасных городов мира. И я чувствую себя счастливейшей женщиной на земле, ведь рядом со мной мой Эд.

Вечером у нас романтический ужин при свечах за столиком с видом на Сену, и я больше не накручиваю себя в ожидании того знаменательного момента, когда Эд бросит мне в бокал обручальное кольцо и опустится передо мной на колено. Я просто наслаждаюсь жизнью.

Уже позже, когда я лежу в кровати, притулившись к Эду, я вспоминаю прошедший день и чувствую себя счастливой. Сегодня все не так, как было тогда. Остается только надеяться, что этого будет достаточно, чтобы изменить ход событий. Ведь я сделала что могла.

Комната выглядит абсолютно незнакомой, и у меня от испуга перехватывает дыхание. Я в панике оглядываюсь по сторонам, но плотно задернутые занавески не позволяют рассмотреть детали. Однако даже в полутьме я вижу картины со стандартными пейзажами, мельницами и озером, массивную мебель темного дерева, занавески в цветочек, торшер в углу. Нет, комната мне абсолютно незнакома, и я понятия не имею, где нахожусь.

Что бы это могло значить? Что-то поменялось в моем прошлом или я снова в настоящем, в новой реальности? А если мое последнее предположение верно, можно ли сделать вывод о том, что мне удалось изменить ход событий? И что Эд, возможно, не умер? От всего этого буквально захватывает дух.

В голове роятся самые разнообразные мысли, они, точно бабочки, порхают, разлетаясь в разные стороны, и мне никак не удается их собрать, чтобы хоть как-то систематизировать.

Несколько минут я лежу неподвижно, пытаясь унять сердцебиение. Просто невероятно. Бред какой-то! Где – и когда – это происходит?