Когда в осажденной Москве обнаружился недостаток съестных припасов, многие недовольные из служилых людей пытались свергнуть Шуйского. Они собрались в Кремле, вывели из Успенского собора патриарха Гермогена и начали кричать, что Шуйский избран незаконно, потому что его избрала одна Москва, без ведома других городов. Патриарх увещевал их и сказал, между прочим: «Дотоле ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и никакие города Москве не указывали, а указывала Москва всем городам». Заговорщики бросились во дворец. Но царь, видя, что бояре и московские жители остаются спокойны, с твердостью сказал мятежникам, что они могут его убить, но свести с престола без согласия бояр и всей земли не могут. Тогда заговорщики ушли в Тушино.

В таком критическом положении Шуйский решился искать иноземной помощи и послал своего племянника Скопина в Новгород для переговоров со шведами. Король шведский Карл IX был врагом поляков и опасался их владычества в России, поэтому он охотно подал помощь Шуйскому. Наемный шведский отряд в 5000 человек под начальством генерала Делагарди соединился со Скопиным, который повел из Новгорода ополчение, набранное в северо-западных русских областях. Вскоре дела приняли оборот, благоприятный для Шуйского: отпавшие города начали признавать его царем, а попытки тушинцев остановить движение в Москве северо-западной рати окончились неудачей, особенно замечательно поражение, которое Скопин нанес Сапеге под Колязиным монастырем. Столица оживилась надеждой на близкое освобождение от осады, этому освобождению помог сам польский король.

Узнав о союзе Шуйского с Карлом IX, Сигизмунд III вторгнулся в московские пределы и осадил Смоленск. В Тушино приехали послы от Сигизмунда, они пригласили поляков оставить самозванца и соединиться с королевским войском. В лагере произошло волнение. «Тушинский вор», не считая себя безопасным посреди буйных, презрительно обращавшихся с ним шляхтичей, в крестьянском платье убежал из лагеря и нашел радушный прием в Калуге; вслед за ним ускакала и Марина, переодетая гусаром. Тогда Российский зажег лагерь и удалился с поляками на запад, а казаки и часть русских изменников опять пристали к самозванцу. Михаил Скопин-Шуйский теперь беспрепятственно вступил в столицу, и москвитяне с восторгом приветствовали его как своего освободителя.

В эту печальную эпоху юноша Скопин обнаружил многие прекрасные качества и приобрел любовь народа, который не скрывал своей надежды видеть его на престоле по смерти бездетного Василия. Еще во время похода к Москве пылкий Ляпунов со своими рязанцами предложил корону Михаилу, но последний с негодованием отверг такое предложение. Недоброжелатели его поспешили воспользоваться этим обстоятельством, и дядя начал подозрительно смотреть на племянника. К тому же родной брат царя, Димитрий Шуйский, возненавидел Скопина как своего счастливого соперника, потому что сам питал надежду после Василия наследовать московский престол. Скопин начал готовиться к новому походу против поляков под Смоленск; друг его Делагарди советовал спешить, потому что слышал о кознях бояр, враждебных Михаилу. Но приготовления замедлились, и однажды на крестинном пиру у князя Воротынского Скопин занемог кровотечением из носа, а спустя несколько дней он уже скончался. Народ приписал внезапную смерть своего любимца отравленной чаше, которую будто бы поднесла ему жена Димитрия Шуйского. Царское войско, отправленное к Смоленску под начальством неискусного Димитрия, потерпело решительное поражение от гетмана Жолкевского при деревне Клушино. Тогда Захарий Ляпунов (брат Прокопия) возмутил москвитян против Василия: его низвергли с престола и насильно постригли в монахи (1610).

Управление государством перешло в руки Верховной думы, состоявшей из семи знатнейших бояр (семибоярщина), между которыми первое место занимал князь Мстиславский. Немедленно поднялся вопрос об избрании царя, но тут обнаружилось сильное разногласие: многие держались «тушинского вора»; патриарх Гермоген требовал, чтоб царь был выбран из русских вельмож, а бояре, составлявшие думу, пожелали возвести на престол Сигизмундова сына Владислава. Когда гетман Жолкевский по дошел к Москве, партия польского принца одержала верх; бояре вступили с гетманом в переговоры и согласились присягнуть Владиславу, однако с тем условием, чтобы он принял православие, а царская власть была бы ограничена Боярскою думой и влиянием высшего духовенства. Для окончательных переговоров отправилось к Сигизмунду торжественное посольство, во главе которого находились князь Василий Васильевич Голицын и митрополит ростовский Филарет (бывший боярин Феодор Никитич Романов). Вслед за тем по приглашению самих бояр Жолкевский ввел в столицу польское войско. Он был человек умный, ловкий, устранял враждебные столкновения поляков с москвитянами и даже умел заслужить доверенность Гермогена. Но когда гетман узнал, что король не соглашается отпустить сына и желает московской короны для себя, то поспешил уехать под Смоленск, поручив начальство над польским гарнизоном в Москве пану Гонсевскому.

Между тем в королевском лагере русское посольство вело бесполезные переговоры с польскими панами; последние прежде всего требовали сдачи Смоленска, но послы отказывали и вообще твердо стояли на своих условиях. Наскучив непреклонностью послов, Сигизмунд отправил их пленниками в Польшу; туда же отвезли и бывшего царя Василия Шуйского с братьями. Тушинский Лжедимитрий около того времени пал от руки одного из своих приближенных (крещеного татарина Урусова). Смерть его развязала руки тем противникам польской партии, которые только из страха к самозванцу соглашались признать царем Владислава; к тому же весть о замыслах Сигизмунда, известного своею приверженностью к католицизму, возбуждала в Москве общий ропот. Гермоген начал рассылать по городам грамоты, призывая народ вооружиться на защиту православия. Тогда в областях поднялись служилые люди, и дружины 25 городов двинулись к Москве под начальством Прокопия Ляпунова; с ним соединились бывшие прежде в службе у «тушинского вора» казацкие отряды, предводимые Трубецким, Заруцким, Просовецким и другими атаманами.

Прежде нежели подоспело это ополчение, москвитяне уже завязали битву и начали теснить поляков. Неприятели спаслись тем, что зажгли город в разных местах, и пожар обратил в пепел почти всю Москву, уцелели только Кремль и Китай-город, в которых крепко засел польский гарнизон и мужественно выдерживал осаду русского ополчения, подступившего в числе около 100 000 человек. Начальство над русским войском и управление государственными делами по общему приговору вручено было трем вождям: князю Димитрию Трубецкому, Ивану Заруцкому и думному дворянину Прокопию Ляпунову. Но между предводителями скоро обнаружились сильная ненависть и распря. Ляпунов, человек весьма даровитый и энергичный, возбудил против себя неудовольствие своей гордостью и неуступчивостью; особенно ненавистен он сделался казакам, которых преследовал за убийства и грабежи. Этой ненавистью воспользовался Гонсевский и переслал в казацкий стан подложную грамоту, написанную от имени Ляпунова и заключавшую в себе приказ истреблять казаков. По своему обычаю, казаки собрались в круг, призвали Ляпунова и, когда он в суровых выражениях стал отрекаться от грамоты, изрубили его саблями.

Со смертью главного вождя ополчение расстроилось; многие дворяне разъехались по домам, а казаки хотя и продолжали осаду, но занялись преимущественно грабежом соседних областей. Между тем Смоленск был взят Сигизмундом, некоторые области признали царем сына Марины Мнишек, во Пскове явился третий Лжедимитрий (какой-то дьякон Исидор), а Новгород захвачен шведами.[62]