Любовь ли это? Ещё не знала. Не могла сказать. Запуталась. Но то, с какой частотой и силой стучало её сердце, отдаваясь в ушах бешеной пульсаций, служило для неё неоспоримым доказательством влечения к чужому, абсолютно незнакомому мужчине.

— …ещё взяла и Глеба отправила к Сашеньке, — жевала заезженную пластинку мать, пытаясь пробиться сквозь её отстраненность. — У тебя мозги вообще есть?

— Может, хватит уже? — оборвала её Юля, и Софья Ивановна, пришедшая в ступор от резкости её тона, умолкла, уставившись на дочь во все глаза. — Глеб всё заварил — пускай и расхлёбывает. Не я напугала Сашку до чёртиков, не мне его и успокаивать.

— Юля! — прошептала ошарашено женщина. — Ты что? Да на нем лица нет! Бровь в ужасном состоянии, щека багровая, а ты…

— Что я, мам? Или Саша не увидел бы его завтра? Не знаю, как Глеб будет оправдываться перед ним, но это его проблема. Мне тоже придётся найти объяснение вот этому, — ткнула на свою распухшую губу, искренне сожалея, что не пошла к сыну сразу. Но тогда её так трясло, что только показываться на глаза, а вот Глеб пускай сделает выводы.

— Ты сама виновата! — удивилась мама. — Просили же не вмешиваться.

— Да, не спорю, сама. Но ведь не я начала драку.

— Но и не Глеб, — заявила та упрямо. Конечно, Валентин солидный мужчина и всё в этом роде, но Глеба Софья Ивановна знала намного дольше, чтобы сделать соответствующие выводы. Тем более зять был трезвым, а вот Дударев… Ладно. Выбор внучки она одобрила сначала, но теперь что-то не особо ему доверяла, особенно после увиденного.

Юля закатила глаза, прекрасно поняв, в каком русле потекли мысли родительницы. Тут спорить бесполезно, а внедряться в объяснения, рассказывая о причинах возникшего конфликта — не было никакого желания.

Рывком сдернула с постели одеяло, показывая, что собирается ложиться спать, но её намёк остался незамеченным.

— Юляш, доченька, что между вами произошло? — присела на край кровати Софья Ивановна, сменив поучительный тон на участливый, располагающий к беседе. — Ты можешь мне рассказать? — В её голосе искреннее звучание, желание помочь, тревога за семейное благополучие дочери.

Юле стало совестно за нападки на мать. Будь на её месте Саша, она бы тоже переживала, но разве не видно, что ей плохо?

— Что это за гляделки за столом такие? Потом… драка. Что между вами тремя происходит?

— Ма-а-ам, — простонала Юля, рухнув на подушку, — ну с чего ты взяла, что между нами конфликт?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тебе сказать? Думаешь, я не заметила, как он смотрит на тебя?

Юля похолодела. Так и подмывало спросить: «А как он смотрит? Ну вот как?» Лично она видела только насмешку и… Чёрт! Внизу живота неожиданно болезненно натянулось, а потом сжалось в плотную пружину. Не объяснить. Ещё не забыла тот его взгляд в машине. Стоило только закрыть глаза, вспоминая прожитые ощущения — как по венам тут же начинала течь раскаленная магма.

— Бред, — отмахнулась, старательно изображая равнодушие. — Тебе лишь бы придраться.

— Думаешь, я от нечего делать прицепилась? Сначала отказываешься от ребёнка, теперь вот, Дударев этот нарисовался. Уж не знаю, что там у вас за отношения, но они есть!

Юля мысленно взвыла.

— Какие отношения?!! Вал с Маринкой. У меня есть муж. Мы виделись с ним от силы три раза раза! — потеряла терпение Юля, повысив голос. А в груди-то резануло. Неприятно так, болезненно. Понимала, что нужно сдерживаться, вести себя более спокойно, но не получалось.

— Вал? — только и выхватила из общей массы Софья Ивановна. — С каких это пор он для тебя «Вал»?

Юля накрыло лицо руками, застонав в голос. На воре, как говорится, и шапка горит.

— Не цепляйся к словам.

— Я не цепляюсь, — поджала та сухо губы. — Но ты, как приехала, сама не своя. Твое непонятное поведение, удрученность Глеба, ваши гляделки с Дударевым, и как итог — мордобой. Поправь, если я не права.

Юля опустила руки, взглянув на маму воспаленными от усталости глазами. Она-то здесь, каким боком?

— Я ни на кого не смотрела, — отчеканила, начав закипать.

Софья Ивановна расправила на халате несуществующие складки и, не поднимая головы, произнесла:

— Зато он смотрел, Юля. Он! Я такого не ожидала, если честно. Думала, показалось, но когда он бросился к тебе после удара, — выгнула выразительно бровь, отчего у Юли онемели ноги, — ты бы видела его глаза. Вот что хочешь говори после этого — не поверю!

Вспомнив, как увидев кровь, Вал отшвырнул Глеба и рванул к ней на глазах у всей родни, Юля невольно покраснела. Отнекиваться, оправдываться можно за себя, но не за него. Откуда ей знать, что за мысли в его голове?

— Тогда все испугались, это нормально, — прокашлялась, прочищая горло. — Мам, прошу, давай закроем эту тему. Вот честно, мне сейчас только переживать, кто на кого как посмотрел. Тебе не кажется, что это уже перебор?

— Я и с ним поговорю, не переживай. У меня одна внучка и играть с её сердцем я не позволю.

Юля опешила. Стоило это представить.

— Я… — запнулась, захлёбываясь от возмущения, — у меня просто нет слов… Причем тут вообще Дударев? Даже не вздумай! Хватит на сегодня позора.

Дело ведь не в нем, а в их с Глебом отношениях. Вал он… просто… рядом с ним всё выглядят настолько контрастно, настолько ярко по эмоциям и чувствам, что её отношения с мужем и рядом не стояли. Это такие американские качели, такой резкий спуск и подъем, и губительная неизвестность, что там за поворотом, что, блин, сердце разрывается, не выдерживает.

Это и не любовь с первого взгляда. И не страсть, и похоть. Это что-то сродни родства душ. Как некое энергетическое поле, созданное только для вас двоих. Ты просто слышишь голос — а тебя уже переполняет море эмоций. Ты всего лишь видишь его улыбку, адресованную кому-либо — а у тебя уже подгибаются ноги. На тебя всего лишь посмотрели, неважно как — а ты уже потеряла себя на веки вечные, позабыв и имя свое, и всю жизнь, что была до встречи с ним.

Дар ли это или наказание — Юля не знала. Дается ли она каждому или только избранным — тоже не ведала. Но с этим нужно что-то делать и как можно скорее, иначе изведется она, измучится, поставив под удар дорогих сердцу людей.