— Юля, доченька, — неожиданно потянулась к её ладони мама, ласково сжав в своих натруженных руках, — я просто хочу помочь. Чтобы между тобой и Глебом не было этой пропасти. Я же чувствую, что она есть.

— Мамуль… — рассмеялась горько, — а ты знаешь, откуда она взялась? Пропасть эта, знаешь? Откуда появилась тема с ребёнком? Нет? Глеб хочет привязать меня к дому, чтобы я сидела в четырёх стенах и нигде не показывалась. Он душит меня своей опекой, беспочвенной ревностью, контролем.

— Ещё скажи, что тот достаток, в котором ты живешь — тебя не устраивает?

И вот как тут поделиться наболевшим? Юля выдернула руку, вскочив с кровати. Это стало последней каплей. О каком понимании может идти речь, когда собственная мать, словно с другой планеты. Софья Ивановна вскинула на неё изумленные глаза, не понимая, что так подействовало на дочь.

— Не устраивает, мам! — повысила голос, заметавшись по комнате. Боже, а ведь это только начало, впереди ещё разговор с мужем.

— Я не понимаю…

— Я терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать и навязывают чужое мнение. Так понятно?

— Юля, я не узнаю тебя! Ты… ты сама на себя не похожа.

Она тоже себя не узнавала. Такое ощущение, словно спала долгие годы и вдруг проснулась. И что самое страшное, не с кем поговорить, не с кем поделиться. Каждый так и норовит обвинить в чем-то.

Не обращая внимания на поврежденную губу, по привычке прикусила мягкую плоть и приглушенно застонала от боли.

Родительница тяжело поднялась с кровати и, не сказав и слова, заковыляла к двери.

— Мама… — позвала её Юля, борясь с подступившими слезами. Да будь оно всё проклято! Почему она не хочет стать на её сторону?

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнесла она, взявшись за дверную ручку. — Я не вправе заставить тебя рожать или во всем повиноваться, но прежде чем внести в семью раскол, подумай хорошенько о Саше.

Юля ошарашено уставилась на закрывшуюся дверь, не смея сделать вдох. Это какой-то сюр. Ущипните её кто-нибудь, потому как нереально, просто невозможно вот так взять и за один вечер рухнут на самое дно.

Глеб застал её в том же состоянии, что и оставила мать: взвинченном, растревоженном. Диалог с родительницей был лишь малой репетицией того, что предстояло пережить с мужем. Умом понимала, что придраться к ней не за что, а вот сердце содрогалось от малейшего колебания воздуха в её сторону.

Закрыв за собой дверь, Глеб устало привалился спиной к лакированной поверхности и как ни странно, опустил голову. То ли прятал разукрашенное лицо, то ли просто не хотел смотреть на неё.

Юля обхватила себя руками, согревая озябшие плечи, и сосредоточилась на муже. Разговор с матерью расшатал её нервы до предела. Чувствовала себя под высоковольтным напряжением: одно неверное слово — и ударит током. Говорят, что лучшее нападение — это защита? Хорошо, так она сделает. Пускай только попробует предъявить ей что-то.

— Как поговорили? — начала первой, пряча под ладонями охвативший всё тело озноб.

— Нормально, — всё-таки поднял голову, посмотрев на неё исподлобья.

— Ммм, исчерпывающий ответ.

— Я не в настроении внедряться в подробности, — ответил без обиняков Глеб, поднимая с ковровой дорожки разорванную рубашку. Придирчиво оглядел её со всех сторон и злобно зашвырнул в дальний угол. — Достаточно того, что Саша понял меня и сейчас спит.

— Интересно, и что же ты ему сказал?

— Правду.

— В смысле? — обалдела, чувствуя, как из глубин души поднялась тихая ярость. — Ты в своем уме? Он ещё ребёнок!

Даже представить такое не могла. Её Саша — и слушает историю об измене давно умершей бабушки. Уму непостижимо.

— В своем. Ты же поленилась поговорить с сыном, меня отправила. Нет, я, конечно, постарался объяснить всё на доступном для него языке, и будь уверенна — мой сын меня понял и поддержал. Что? — приподнял в удивлении брови, правда, потом тут же их опустил, скривившись от боли. — Думаешь, я настолько отбитый, что могу рассказать сыну все подробности? Юля-я-я, ты меня поражаешь, вроде и не первый год живём вместе… — выразительно промолчал, упиваясь её шоковым состоянием. И разве можно его винить? Знала, чувствовала ещё с утра, что так и будет.

— Да не смотри ты на меня так! — на жестких губах заиграла довольная и такая фальшивая усмешка, что Юле впервые за двенадцать лет стало противно. — Я просто объяснил ему, что понравившийся ему дядя Валик на самом деле плохой дядька. Что по нему тюрьма плачет. Что он опасен. Да, Юля, так и сказал. Или ты думаешь, соврал? Вот ты меня не понимаешь, а сын сразу понял, поддержал. Я теперь для него герой.

Рывком стащил с себя футболку, намереваясь лечь спать. Правая щека напухла, над глазом — бордовое сечение с запекшейся корочкой крови. Ни она не посочувствовала ему, как положено, ни он не извинился перед ней. О чем вообще речь? Сама виновата. Просили по-человечески «не лезь!», не послушалась. Теперь вот, получите — распишитесь. А ведь ещё несколько часов назад между ними была полная идиллия.

Благодаря ей была…

Но на данный момент она устала изображать видимость, да и Глеб не особо усердствовал после случившегося. Странное дельце: подрался вроде бы с Дударевым, а такое ощущение, будто с ней устроил потасовку.

Медленно втянула в себя воздух, только сейчас заметив, что всё это время стояла ни живая ни мёртвая, боясь даже пошевелиться. Ждала всплеска гнева, криков, но Глеб поражал спокойным, ровным тоном. Пришиблено проследила за проскочившим под одеяло мужем, застыв посреди комнаты. Нормально.

— Кстати, — положил под здоровую щеку подушку, закрыв глаза, — держись от Дударева подальше.

А нет, не нормально.

— А до этого, я что, вешалась на него? — проговорила сквозь зубы, разозлившись. — Глеб ты в своем уме?

— Сегодня он угрожал мне, — распахнул глаза, внимательно наблюдая за выражением недоверия на Юлином лице. — Я серьёзно. И ссору он первым начал. Ему было плевать на Сашку, на то, что он здесь гость, что сегодня у твоей матери праздник. Что ел и пил с нами за одним столом. Он страшный человек и сделает всё возможное, чтобы испортить мне жизнь.

Смотрел пристально, подмечая малейшее колебание с её стороны. Ни слова о возможной симпатии к её скромной персоне, ни намёка на ревность или цепляний к реакции Вала. Он или считал её недостойной внимания Дадурева, как было заявлено доселе, или… искусно скрывал свои эмоции.

Честно, уже не знала, что и думать. С одной стороны мама, разглядевшая со стороны Вала не пойми что, с другой — Глеб, предупреждающей об опасности.

— Ты куда? — удивился, увидев, как Юля пошла к двери.

— На кухню, пить хочу. Можно? Или пойдешь конвоем?

Глеб резко и неприятно рассмеялся.

— Скажешь ещё. Я доверяю тебе и никогда не поставлю наши чувства под сомнения. А ты?