Вдруг закружилась голова и Юле пришлось ухватиться за дверь, чтобы не пошатнуться. Всё-таки это выше её сил. Все эти эмоциональные качели не для неё. Незакаленная она, нет должной выдержки.

— Что я? — вскинула подбородок, обхватила дверь пальцами.

Глеб, смерив её взглядом, ответил:

— Ты доверяешь мне?

— Конечно, милый. Как ты мне доверяешь, так и я тебе.

Улыбнулась. Эта улыбка стоила многого. Подмывало сорваться с места и убежать, как можно дальше, но она лишь плавно закрыла за собой дверь, дабы не потревожить спящих в соседних комнатах родственников и как можно тише вышла из дома, направляясь к летней кухне.

Бывает же так: когда голова раскалывается от роившихся в ней мыслей, но ни за одну невозможно ухватиться? Уже не знаешь, что и думать, кому верить, что чувствовать. Словно стоишь на распутье, а мимо на большой скорости несутся сотни машин. Какую остановить первой? А хрен его узнает. Тут важно не оступиться и не попасть под колеса.

Резкий раскат грома, сотрясший всю округу, заставил Юлю прибавить ходу и буквально влететь на кухню, испугавшись хлынувшего со всей мощи дождя. И не заметила, что в помещении горел свет. А когда увидела перед собой оголенную мужскую спину — так и застыла истуканом, позабыв о цели визита.

— Тут осталось немного льда, — произнес не оборачиваясь Вал, видимо, ожидая Маринку, — мне хватит.

У Юли перехватило дыхание от исходившей от его тела мощи. Всего лишь спина, но какая спина… Тут не то, что остолбенеешь, тут дар речи потеряешь.

— Марин… — обернулся, уловив ударившую по ушам тишину, и тоже замер, увидев, кто стоит перед ним. — Юля?.. — быстро пробежался по ней взглядом, словно выискивая наличие каких-либо повреждений, в итоге остановившись на припухшей губе. — Ты как?

Лучше всех она! Зашибись, просто. Ещё не хватало для полного счастья попасться тут на глаза той же матери или Глебу.

Заторможено, не разрывая с ним зрительного контакта, отступила к двери, открыла её наощупь, и, споткнувшись об порог, выскочила под дождь.

— Юля!! — послышалось вдогонку. — Стой!!

Какой стой? Рванула так, что пятки засверкали. Господи, только бы не бросился следом, только бы оставил её в покое.

Не бросился. Так и остался стоять возле стола, глядя в пустоту. Ни один мускул не дернул на лице, ни одна эмоция не отобразилась на нем, только пальцы, удерживающие до этого пакетик со льдом, плотно сжались в кулак, раскрошив скудные остатки замершей воды в колющую крошку.

Несмотря на трёхчасовый дождь, в доме стояла удушающая до головокружения духота. И так не спал всю ночь, а тут ещё и изнуряющая жара давила на грудь обжигающим воздухом.

Перевернувшись со спины на живот, сбросил руку на деревянный пол и невидящим взглядом уставился в открытую форточку. Сквозь небольшое прямоугольное отверстие тянуло свежестью, но из-за отсутствия сквозняка, её было настолько мало, что раскаленная за день спальня моментально поглощал её, лишая тело спасительной прохлады.

Только ломало его не от духоты или ощущения липкого пота, а от вязких бесконечных мыслей. Это Маринка спала без задних ног, а его швыряло из крайности в крайность. Мало того, что голова раскалывалась, так ещё и ушибленное плечо болезненно ныло, не позволяя занять удобную позу.

Дожился, называется.

Не впервой драться. Но блдь, участвовать с тренером в спарринге на ринге — это одно, и совсем другое — посреди улицы, на глазах у изумлённых родственничков и испуганного ребёнка. По-молодости, бывало, конечно, всякое. И будучи школьником бил морды, и студентом. Но чтобы под сорокет настолько потерять себя? Тут действительно нужно было постараться.

Сказать, что был пьян или невменяем? Ничего подобного. Да и всегда отличался умением сдерживаться, будь-то ссора, агрессивная дискуссия или расхождение во взглядах. Однако сегодня… как помутнение какое-то, честное слово. Целый вечер чесались кулаки, не знал, куда их пристроить и в конечном итоге пристроил, точно по адресу.

Хреново, что на глазах у Сашки, да и как потом оказалось, у всего посёлка, но этот факт на тот момент его мало заботил. Если бы не Юлька, кто знает, чем бы всё закончилось.

Юлька…

Прикрыл воспаленные веки — а перед глазами испуганное лицо. Эта её немая просьба…

Всё сразу отошло на задний план и стало похер, и на маячившую прямо по курсу козло*бную рожу, и клокочущую внутри ненависть. Как ушат холодной воды вылили, возвращая в реальность. А ведь могли бы всё замять, но Глебушка вдруг словно обезумел, набросившись на него с кулачищами.

С-с-кааа… ещё и Анатольевне досталось. Даже вспоминать не хотелось. Едва сдержался, чтобы не отвесить Осинскому очередную заслуженную п*здюлину. Хотя, лучше бы отвесил. Тогда, возможно, не рванул бы к Юле самым первым. И вроде, ничего такого, все к ней побежали, испугавшись, но он, получается, оказался внимательнее всех. Благо, хватило ума не обхватить перекошенное от боли лицо руками, а то бы и вовсе спалился.

Чё-ёрт! Если бы две недели назад ему кто-нибудь сказал, что он начнет сходить с ума по замужней женщине — хохотал бы до слёз. Это ж надо до такого додуматься. Да он бы и врагу не пожелал такого «счастья». Баб, что ли, вокруг мало? Вон, одна Маринка чего стоит? Ноги от ушей — раз! Молодость, преподнесенная в подарок девственность — вообще не обговаривается. Красивая, покладистая, добрая… можно перечислять до бесконечности. Ну на кой хрен ему сдалась тридцатипятилетняя воспиталка с пятилетнем мальчуганом в придачу?

Хоть убейте, не мог ответить.

Знал только, что тянуло к ней магнитом и всё то, что разложил по полочкам после смерти матери, неожиданно рухнуло вниз, тесно смешавшись между собой.

Чувствовал её настроение, подпитывался, словно энергетический вампир, её красотой и женственностью, балдел от созерцания соблазнительных форм и голоса. А о бездонных ведемских глазах и говорить было нечего. И так всё ясно: как заглянул в них в первую встречу, так и по сей день не отпустило. И понимай, как хочешь, что это за связь такая между ними. Мистика ли, судьба, предназначение, сексуальное влечение или ещё какая-то п**бень? Нет чего-то одного. Всё вместе. И чем больше смотрел на неё, чем больше узнавал о ней, тем сильнее привязывало.

Не такая она, как все. Особенная. Во всех смыслах особенная. Тянуло к ней невидимой ниточкой, подталкивало неосознанно. Ещё и эта ассоциация с матерью… хоть головой об стенку лупись, а уже всё, поздно сдавать назад.

В тысячный раз пожалел, что не уехал сразу после мордобоя. И ведь был такой настрой. Уже и послал всех мысленно, отлепил от себя умоляющую остаться Маринку и, проводив долгим взглядом убежавшую в дом Юлю даже потянул на себя дверцу, как вдруг осенило: а почему это он должен уезжать? Он в чем-то не прав? Нихрена. Единственная его ошибка — вспыльчивость. Если и нужно было уезжать, то ещё вечером, как планировал. А теперь всё. Никаких телодвижений. Уехать сейчас, значит, признать свою виновность. А он ни в чем не виноват.