Не то!

Паша вырвал страницу – на скобах остались клочки бумаги.

Рука бешено двигалась, ребро ладони посинело от чернил. Наконечник ручки вспарывал бумагу.

– Начало Высокого Возрождения датируется тысяча пятисотым годом… Из Флоренции эпицентр культуры перемещается в Рим…

«Заткнись, – подумал Паша. – Заткнись на пять минут, вонючий женоподобный пидор».

Он зажал ручку в кулаке и выводил глаза. Слюна капнула в центр чернильного зрачка.

Пашу осенило. Он зубами скрутил колпачок, извлек стержень, отломал пишущий наконечник. Подул в трубочку: чернила закапали на страницы. Паша закрыл тетрадь и сразу открыл.

Страницы напоминали тест Роршаха. Из клякс сложилось лицо. Рот, ноздри, носогубные складки.

– Самотин?

Красное капнуло, растеклось по картинке.

– Самотин, боже, у тебя кровь из носа идет!

Красная струйка покатилась по лбу Зивера, разделилась на два ручейка и заполнила глаза.

Спецтехника расчистила Советский проспект, возвела вдоль тротуаров сугробы. В центре дворники разбросали песок, но уже за мемориалом и церковью Марина поскальзывалась на каждом шагу. С монохромных серых небес сыпались снежинки.

Переодевшись в белое, Горшин похорошел. Замаскировались выбоины, разбитая дорога, ведущая к экопарковке.

Запорошило снегом постамент и танк.

Мечталось о новогодних праздниках, мамином оливье.

Марина шагала по улочкам частного сектора. Тявкали цепные псы, нарушая торжественную звонкую тишину.

За два с копейками месяца Марина усвоила, что работа учителя не исчерпывается образованием и воспитанием детей. Отчеты и показатели были важнее реальных знаний. Каракуц чуть ли не за руки хватала, заставляя ставить липовые пятерки искусственно выращенным медалистам. В ответ на несмелые протесты фыркала: «Прочтут они вашего Булгакова когда-нибудь – почувствуют необходимость и прочтут. А сейчас нам нужны отличники, а не специалисты по Булгакову».

И почему в институте не изучают «бюрократологию»?

Марина сверилась с запиской. Седьмой переулок, дом два. Могла бы догадаться.

За высокой оградой возвышался домина из розового камня. Во дворе полнотелая женщина кормила собаку. Заметила Марину, помахала.

– Вы к нам?

«Не по собственному желанию», – подумала Марина устало.

– Айдар дома?

– Где же ему еще быть? – Мать Тухватуллина подбоченилась. – Ну как он? Не изводит вас?

Марине было грех жаловаться: по сравнению с другими учителями, с ней Тухватуллин вел себя ангельски.

«Это тебе огромный плюс как педагогу», – говорила Кузнецова.

– Мы нашли общий язык, – сказала Марина, проходя за родительницей в роскошную гостиную.

– Айдар! – крикнула женщина. – К тебе классный руководитель пришла, – она указала на дубовую лестницу, – поднимайтесь.

В субботу Тухватуллин отобрал у мелюзги санки и скатился с холма, стоя на них как на скейте. Результат: закрытый перелом малоберцовой кости.

– Привет. – Марина вошла в комнату Айдара. Логово ученика рисовалось бардачным, но на деле было уютным и опрятным. Хозяин сидел за компьютером. К стене прислонились костыли. – Я тебе витаминов принесла.

Марина вручила пакет с фруктами.

– Зачем, – пробурчал Айдар, хмурый, смущенно убравший под стол загипсованную ногу. – Бананы? Мне отец мангустины привез. Ели мангустины?

– Нет.

– А лонган?

– Не представляю, что это. Но твой папа – молодец.

– Зря вы тратились. Зарплата-то у вас – ерунда.

Сказанная тринадцатилетним барчуком правда неприятно резанула.

– Мне хватает, – натянуто улыбнулась Марина.

– Сколько вы получаете?

– Прилично. – Она постаралась перевести тему: – Как нога?

– Доктор сказал, у меня кости хрупкие. Не хватает кальция. А вы мне сегодня снились.

– Серьезно?

Колючие глаза мальчика сверлили переносицу. Кем он станет, когда вырастет? Начальником? Чиновником? Наверняка…

– Мне снилось, что вы умерли, и мы всем классом пришли вас проводить.

«Дрянной же ты ребенок, – подумала Марина, – жестокий, разбалованный».

Хотелось поскорее оказаться на свежем воздухе.

– Умирать я не собираюсь, – сказала она с вымученной улыбкой. – Рановато. А тебе советую не говорить взрослым такие вещи.

– Это же просто сон. И вы были миленькой. В гробу.

– Ладно, Айдар, я, пожалуй…

– Не уходите, – внезапно попросил Тухватуллин. – Хотите, мультики посмотрим? Видели «Мистера Пиклза»? Там так круто матерятся. – Он беззвучно, одними губами, привел пример крутого мата.

Что же ответить-то? Чему учили в университете?

Она решила пропустить ругань мимо ушей – пусть смотрит что хочет. Пусть его воспитывают мама с папой.

– Я не люблю мультики, – уже без улыбки сказала она, – и не люблю, когда матерятся.

– Папа постоянно матерится.

«Не удивлена».

– Кричит на подчиненных по телефону. На маму.

– Твои родители ссорятся?

– Они ненавидят друг друга. Если бы не я, они бы не женились. Мама залетела.

«О боже», – мысленно застонала Марина. Она оказалась не готова к таким беседам. Намеревалась вручить долбаные бананы и сбежать.

– «Залетела», Айдар, это очень грубо. Особенно по отношению к своей маме. И к тому, что она забеременела тобой.

– Большое дело, – хмыкнул Тухватуллин. – Швец нам рассказывала про презервативы. Купил бы их папа, не пришлось бы страдать.

«Он себя ненавидит, – осознала Марина, – винит за развод родителей».

– Контрацепция – это здорово, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Но дети – смысл жизни, – банальность вязла на зубах. Отступать было поздно: – Ты – смысл жизни мамы и папы.

– Я – дерьмо, – спокойно произнес Айдар. – Я – ошибка.

– Кто тебе такое сказал? – изумилась Марина.

– Никто. Сам додумался. Вы так не считаете?

– Конечно нет.

– Я думал, вы – другая.

– Какая?

– Честная. Вас разве не предупреждали заранее, что в седьмом классе учится такой Тухватуллин, и он – чудовище?

Марина открыла рот. Что говорить? Солгать? Сама же минуту назад про себя «дрянным» обозвала.