тусклыми факелами, развешанными по стенам роскошными гобеленами и коврами позднего советского периода, которым попросту неоткуда было здесь взяться, а затем проснувшись в собственной постели. Сев, он потер виски, покосился на часы, отсчитывающие пять часов вечера — самое время вставать, вот только не хотелось. Головная боль не спешила в него вгрызаться, знала, что он отпугнет ее парой мысленных усилий, маячила поблизости, злобно скалясь. А еще этот сон всегда снился к серьезным неприятностям. Незавершенные дела — отвратительны сами по себе, а Некр так и не выяснил в подробностях, что же тогда произошло.

Он миновал замковый двор, направляясь к воротам, когда его догнал Алексей. Некр на него грозно рыкнул — вероятно, и дракон не сумел бы лучше, — однако рыцарь отступать не захотел и принялся говорить скороговоркой. И чем дольше говорил, тем меньше хотелось сотворить с ним что-нибудь, плохо сказывающееся на здоровье. Подозрения Алексея практически полностью сходились с его собственными. Рыцарь ярился, говорил, будто никто из магистров не смел посылать Романа куда-либо, не поставив его в известность. К тому же об истории с инициацией знали многие, из этого не делали тайну. И, разумеется, Алексей не говорил этого прямо, но Некр прекрасно умел слышать между слов: в Ордене зрел заговор, если не измена.

Он тогда посоветовал рыцарю успокоиться и больше внимания уделить Роману, а то юноша превращается в необразованного детину. Помнится, когда-то он обладал гибким умом и склонностью к наукам, а не к тупому маханию мечом. Алексей огрызнулся: дескать, он воин, а не книжный червь. На том и разошлись.

Некр до сих пор жалел о том, что не позвал рыцаря с собой, не поговорил с ним серьезно, не выяснил все досконально и не узнал, кого именно тот подозревал. Не прошло месяца, как Алексей вызвал на бой кого-то из магистров и погиб. Некр мог бы допросить тело, но вряд ли это возможно, если осталась лишь горсть пепла, да и ту развеял ветер, а душу не столь легко призвать к ответу, для этого необходима связь по крови или помыслам. С Романом у Некра имелась и первая и вторая, а вот с Алексеем он скорее враждовал. Имя магистра так и осталось невыясненным: в Ордене не существовало запретов на поединки, в том числе и смертельные, однако если бой связывал неравных по положению и власти рыцарей, их имена хранили в тайне. Только погибшего называли, дабы не допустить кривотолков.

История закончилась ничем, приведя к неприятным последствиям через несколько столетий. И каждый раз, когда Некру снился призыв, случалось нечто очень нехорошее и запутанное.

Глава 12

Витые беломраморные колонны облюбовали пурпурного цвета вьюны с белыми ягодами. Птицы с голубым и желтым оперением, серыми хохолками и длинными раздвоенными, как у ласточек, хвостами скакали по тонким стеблям, перелетали с одного на другой, щебетали и посвистывали. В стоящих у основания колонн круглых тазах, заполненных подкрашенной изумрудно-зеленой и лиловой водой, плавали подсвечники с тусклыми огоньками. Мягкий свет падал с потолка, но разглядеть, где притаились светильники, не представлялось возможным. Тихая, едва слышная мелодия висела в воздухе. Прямо на белом крупнозернистом песке располагались пластиковые столики с кружевными скатертями. В центре каждой находился поднос в виде круглого зеркала, украшенный белыми пионами и фруктами. Бутылки розовых вин и разноцветные коктейли стояли на невысокой, длинной тумбе, подсвеченной тусклой неоновой лампой.

Гости предпочитали развлекаться поодаль, возвращаясь к столикам нечасто. В овальном бассейне с бирюзовой водой и фонтанчиком в виде кувшинки посередине резвились русалки: все, как на подбор, белокожие красавицы с яркими волосами различных оттенков от сине-фиолетового и изумрудного до огненно-красного и лимонными, золотыми, почти прозрачными, серебристыми рыбьими хвостами. Как объяснил Эд, они не являлись отдельным видом сверхов, а были метаморфами, принявшими частичную трансформацию. Судя по всему, не до конца завершенное превращение не доставляло им ни малейших неудобств.

Временами русалки полностью скрывались под водой и, превратившись там в золотых рыбок, плавали наперегонки. Наги — полулюди-полузмеи — в фривольных позах возлежали на широких бортах бассейна, но предпочитали целиком в воду не лезть, а лишь мочили в ней змеиные хвосты, покрытые блестящей темно-зеленой и стального цвета чешуей. Наверное, кентавры или алконосты тоже существовали, а еще — мифические создания вроде минотавра или египетских богов (он не удивился бы, если б сверхи такого вида действительно правили древними народами), но Женька решил пока не интересоваться историей, придя к выводу, что в этом мире возможно все («то есть, абсолютно», как пели в известной детской песенке).

Когда он уже почти миновал зал с бассейном, в спину ему ударил визг, задорный девичий хохот и шипение, щекотно прокатившееся по позвоночнику и не показавшееся грозным или опасным. Видимо, русалкам все же удалось затащить в воду нага, а то и уронить. Эд рассказывал, что до постройки Центра, статистика по утоплениям была в десятки раз больше.

Конечно, никто не стал бы винить в них русалок. Если пьяный человек почувствовал себя оскорбленным из-за таблички «купаться запрещено», разделся, полез в водоем, где и утоп — он сам себе дурак и душегубец. Однако и русалочьей натуры это не отменяло — кровожадной, непостоянной, обожающей подшутить и завлечь в воду, в которой девицы с рыбьими хвостами были невероятно сильны. Недаром про них насочиняли столько сказок — почти все правда, как уверял Эд. Здесь же, под крылышком у Некра, сверхи могли просто отдыхать, потакая собственным слабостям и ни в чем себе не отказывая (почти ни в чем, поскольку драки, поединки, умышленное причинение вреда другим посетителям и персоналу нещадно карались).

Наги обожали провоцировать и рисковать — так они приманивали жертв. Русалок они ловили на собственные хвосты и, поймав, кусали. У людей подобное вызвало бы краткий паралич, русалок же пьянило лучше любого алкоголя, которому те, как и все метаморфы, были слабо подвержены. В отместку девицы утаскивали змеелюдов под воду и щекотали к взаимному удовольствию: полурептилии умели задерживать дыхание до шести часов, а возможно и жабры при необходимости отращивали. Идиллия — трудно подобрать более подходящее слово.

Следующий, квадратный, зал с неоновой подсветкой, бегущей по стенам (скорее, чтобы никто впотьмах не налетел на них, чем для красоты), оказался полной противоположностью первого. Теплый золотой свет и легкая медленная мелодия сменились темнотой и электронной ритмичной композицией: сплошное тыц-тыц-тыц, от которых пребывали в восторге многие ведьмы. Их гибкие тела двигались вокруг иллюзорного костра. Выглядел со стороны он точь-в-точь как настоящий, но не