Упёрся лбом в холодную стену. Но зря подумал, что мне нужен передых: её запал заряжал.

— Иди сюда, — поднял я её за руку.

Подхватил за ягодицы, и выеб на разок тут же у стены.

Жёстко. Коротко. Глубоко. С душой. С благодарностью.

И услышал её «спасибо» затяжными, как прыжок с парашютом, стоном. И такими же головокружительными судорогами.

Ничего так вышла прелюдия.

Мы запили её шампанским с клубникой. Сашка запила. А точнее прикончила пузатую бутылку холодного просекко, что начала без меня.

Тощая задница. Узкие бёдра. Острые торчащие сиськи.

Она была совсем не в моём вкусе, сестра моей невесты. Но, сминая пальцами её тёплую кожу, растирая по клитору влагу, раздвигая сзади её худые ноги и подминая под себя, я понимал… нет, не с ужасом, с удивлением Дарвина, что пусть в этом нескончаемом соитии есть что-то первобытное, хищное, звериное, эволюция шла прямо на глазах: из жадной изголодавшейся по мужской ласке самки это дикое существо становилось не послушным животным, а счастливой удовлетворённой женщиной.

А ещё я понял, что если бы Эволюция была древней богиней, то это она, а не Фемида явно была бы слепа, раз создала нас так, что можно на голых инстинктах, и хером в задницу, и баба с бабой, и всё равно — приятно.

Можно и с той, что не в твоём вкусе натрахаться до изнеможения.

И с чистой совестью сказать: это было хорошо.

Завораживающе. Мощно. Опустошающе.

Это был марафон, триатлон и гладиаторские бои одновременно.

Но мы дошли до финиша.

Я выложился. Выдохся. В полном смысле этого слова выебся по полной.

И оно того стоило.

— Спасибо! — прижалась Сашка, закрыв глаза. — Ты волшебник.

Мокрые. Измождённые. Уставшие. Пропитанные насквозь друг другом, мы закончили вничью. Победила дружба. Но это её лёгкое «спасибо» легло на душу.

— Я не волшебник — я только учусь, — улыбнулся я. — Ты помирилась с мужем?

Она болезненно скривилась.

— Не напоминай, — а потом открыла один глаз, чтобы на меня посмотреть.

— Что? — положил я руки под голову.

— Откуда ты знаешь, что я с ним ссорилась?

— Видел, как он тебя ударил, — поставил я режим «Я-же-Моцарт» на минимум.

— Я сама напросилась. Сказала, что не хочу от него детей. Грубо сказала. Обидно. Жестоко.

— И про пенис намекнула?

Она засмеялась и положила голову мне на грудь.

— Да нормальный у него пенис. Он просто не умеет им пользоваться. А я устала на нём скакать как на бревне. Только не говори: а развестись?

— Молчу.

— Я его не люблю. Но не разведусь. Разведусь — он найдёт себе другую. Ещё, не дай бог, будет с ней счастлив. А вот хрен ему! Буду вероломно изменять, — она засмеялась.

— Коварная, — усмехнулся я, хотя и не был уверен: она шутит или всё же говорит правду.

— А ты женат?

Ээээ… Я завис. И хорошо, что она сейчас не видела, как я вытаращился. Нет, я удивился не тому, что она не знала. Она так и не помирилась даже с матерью. И ничего не хотела знать о помолвке сестры. Просто я не знал, как сказать. Что сказать?

Скоро женюсь на твоей сестре?

Но пауза и так сильно затянулась. А я не любил врать.

— Почти.

— Почти? — она подняла лицо.

— Это ничего не меняет, — уверенно покачал я головой.

— Тоже брак по расчёту?

Я кивнул. Она скатилась на подушки.

— Тебе-то зачем?

— Ты задаёшь очень трудные вопросы. Но я, в отличие от тебя, разведусь, — улыбнулся я и резко сел. — Закажем ужин?

— Мне форель. Тут делают на гриле. Очень вкусно, — сладко потянулась она.

Я едва закончил диктовать заказ, когда в кармане звонил телефон.

— Я в душ, — сползла Сашка с кровати. И я поставил плюсик в её карму: она не хотела знать о чём я буду говорить и ушла из вежливости, оставив меня одного.

Это бесценно, когда женщина приходит только ради секса. Не закатывает ревнивые истерики. Не пытается отвоевать себе место на члене. Не хочет большего. Я поймал себя на мысли: этот тот редкий случай, когда и я от неё ничего другого не хочу. Да, она сестра моей невесты, и она не в моём вкусе, но мне ничего от неё и не надо.

Только отчаянный, запретный, грубый, грязный секс и всё.

— Говори! — сказал я в трубку охраннику, что сегодня дежурил у квартиры, когда он представился.

— Шеф, простите, если я не вовремя, — ответили на том конце. — Но ваша невеста… в общем, я не знал стоит ли сообщать, — мялся он, — она уехала с Антоном часа три назад и ещё не вернулась.

— С Антоном?!

— Да. Просто на этот счёт не было никаких указаний. И я не знаю, вроде он тоже ваш водитель…

— Ясно. Да, ты всё правильно сделал. Спасибо! Дальше я сам разберусь.

Грёбаное дерьмо!

В душе шумела вода. Нервно расхаживая по номеру, я набрал Женьку.

— Сергей? — удивилась я, ответив на звонок.

Ему всё же сообщили? Или он уже вернулся домой? Нет, нет, администратор сказала, что мужчина только что заказал в номер ужин.

Уж и не знаю, как я заставила девушку совершить должностное преступление, и сама от себя не ожидала, что найду нужные слова. Но, видимо, зацепила за живое, когда сказала: «Если вам когда-нибудь изменяли, вы должны меня понять. Там мой жених». Администратор дрогнула и… получила от Антона купюру за свои неудобства.

Сейчас мы как раз поднялись на нужный этаж.

— Где ты, чёрт побери? — орал в трубку Моцарт, оглушая своим рёвом.

— Я?! Где я?! А где ты? — заорала я в ответ.

— Я не обязан тебе отчитываться.

— А я тебе, значит, должна? — торопилась я по коридору, всматриваясь в номера на дверях.

— Да, ты должна! Должна отчитываться! Должна сидеть дома! И должна выезжать только с водителем, которого я тебе дал. Без самодеятельности! Что в этом простом приказе тебе было непонятно?

Его голос я услышала даже через дверь, у которой остановилась.

— Я не твоя прислуга, чтобы мне приказывать. И знаешь, что? Я гораздо ближе, чем ты думаешь, — я отключила телефон и нажала звонок.

— О, чёрт! — выдохнул Антон, услышав мат, а потом шаги. Он отошёл в сторону.

А я считала секунды…

Четыре, три, две… Дверь распахнулась. Моцарт замер на пороге.