Полотенце на бёдрах — всё, что было на нём из одежды.

— Извини, не могу без самодеятельности, — вошла я, не дожидаясь приглашения.

Обогнула застывшего статуей Сергея Анатольевича и прошла в номер.

Дверь захлопнулась с оглушающим грохотом.

— Какого чёрта?! — он упёр руки в бока.

— Какой красивый номер, — демонстративно осмотрелась я.

Смятая постель. Разбросанные вещи. Мужские. Женские. Пустая бутылка итальянского игристого вина. Недоеденная клубника на прозрачной тарелке. Распахнутые двери на балкон. На столе женская сумочка…

— Евгения, что ты здесь делаешь?

— А ты? — старалась я не смотреть на его обнажённое тело.

И это было бы сложно, если бы с ретро-сумка с бамбуковыми ручками и колье-чокер в античном стиле, купленные парой в магазине на улице Аршив в Париже, не интересовали меня куда больше, чем кубики пресса на его подтянутом животе и забитая татуировками рука. И даже больше, чем глубокий шрам на его боку.

— Тебе не кажется этот вопрос глупым? — парировал он.

— Нет, — снова посмотрела я на колье.

Я просто не могла в это поверить. Просто не могла, но…

Чёрт побери! Саша. Он называл её Саша. Он здесь с моей…

Я подняла голову, с трудом отводя глаза от своих неожиданных находок, но прежде чем успела спросить, ответ уже прозвучал.

— Женя?! — позади Моцарта в халате на голое тело и мокрыми волосами стояла моя сестра.

Комната качнулась у меня под ногами.

Этого не может быть. Этого просто не может быть.

Я ошарашено качала головой, переводя взгляд с неё на Моцарта и обратно, и не верила своим глазам.

— Жень, что ты тут… — начала было она, проходя в комнату, но потом осеклась и с ужасом посмотрела на Сергея. — Только не говори, что ты… Что она твоя неве…

Но этого я уже не могла ни видеть, ни слышать.

Я выскочила в прихожую, рванула дверь, чуть не сбила официанта с тележкой, что привёз еду…

— Женя! Женя, стой! — орал мне вслед Моцарт. Но я неслась так, словно за мной гналась свора гончих. И только по ругани догадалась, что он за мной побежал, но потерял полотенце, а пока чертыхаясь возвращался и поднимал, чтобы прикрыть срам, за мной уже пришёл лифт.

— Что с тобой? Жень, да что случилось? — едва поспевал за мной Антон на парковке. Те же вопросы он задавал мне и в лифте, и в вестибюле. Но что тогда, что сейчас я не могла ответить.

Я не могла произнести этого вслух.

Только качала головой. И боялась, что меня вырвет.

Меня и вырвало. На клумбу у машины. Я предупреждающе подняла руку, чтобы Антон ко мне не подходил. И только когда немного отошла, повернулась.

— Держи, — он протянул мне влажную салфетку и открытую бутылку воды.

— Спасибо!

Я вытерла лицо. Он помог мне забраться в машину. И уже там я сделала большой глоток воды.

— Домой? — с сомнением спросил Антон, заводя машину.

Я кивнула, невидяще глядя перед собой.

— Он трахает мою сестру. Мою замужнюю старшую сестру.

Антон молча сжал мою руку. И тут у него зазвонил телефон.

— Ты где?! — я услышала голос Моцарта даже сидя рядом.

— Везу домой вашу невесту, — бледность на лице парня выступила мертвецкая.

— Тебя казнят? — со страхом ждала я, когда, закончив разговор, он на меня посмотрит.

— Никогда не слышал его таким злым, — ни кровинки не осталось на его лице. Как никогда парень был серьёзен. — Наверное, казнят. Но это не твоя вина, — поспешно добавил он. — Я знал, когда согласился приехать, что так и будет. Я знал, — обречённо выдохнул он и больше не добавил ни слова до самого дома.

И я хотела бы ему посочувствовать, помочь и чем-то утешить, если бы могла. Но только выдавила жалкое «Прости!», когда мы приехали, и пошла к лифту.

Оглушённая, раздавленная, уничтоженная… я бросала в чемодан вещи, когда вернулся Моцарт.

— И куда ты собралась? — остановился он в дверях.

— Домой, — швыряла я одежду, даже не сворачивая.

— Женя, послушай меня…

— Нет, — остановилась я и развернулась. — Это ты меня послушай. Я еду домой. А ты ищи себе другую невесту, — я сняла с пальца и швырнула в него кольцо.

Оно ударилось в грудь и покатилось по полу. Но он не сделал ни одной попытки уклониться или его поймать.

— Ты не можешь.

— Могу. Ещё как могу, Сергей. Плевать мне на проблемы отца, пусть сам из них выпутывается, а не за мой счёт. И за мамину операцию я заплачу. Сама. Подавись ты своими деньгами. Можешь отзывать оплату. У меня есть немного на счету, мне бабушка оставила. Но даже, если не хватит, я найду, — я хлопнула крышкой чемодана, — и никого не буду продавать за эти деньги в рабство или замуж.

— Я не буду ничего отзывать. Жень, да дело разве в деньгах?

— Нет, дело в том, что если я не должна ни с кем встречаться, то и ты тоже не должен. Тогда это было бы честно. А так, — я покачала головой, глядя в его каменную мрачную рожу. — Думаю, вопросов почему мы расстались ни у кого не возникнет. Она всё же моя сестра и она…

— Да дело не в ней! — перебил он. Но я всё равно не смогла бы договорить. Это не укладывалось у меня в голове: он и Сашка? Моя Сашка и Моцарт?

Чемодан встал на пол, громыхнув колёсами.

— Я ничего не хочу знать. Ты сказал, если я буду создавать тебе проблемы, ты отправишь меня домой. Я не особенная. Вот и ищи себе особенную. А я домой. Всего доброго, Моцарт! — я покатила чемодан к выходу. — Провожать не надо.

Он даже не шевельнулся, когда я прошла мимо.

Не дрогнул. Не посторонился. И не сказал больше ни слова.

Такси остановилось у дома. Вежливый водитель помог поднять на этаж мой багаж, когда часы в отцовском кабинете пробили полночь.

Я ещё слышала их бой в пустой квартире, когда открыла дверь своим ключом.

Какой счастье, что родители улетели. Как хорошо, что можно никому ничего не объяснять. Я упала на кровать как была: в одежде, в обуви. Стиснула зубы.

И думала, что не разревусь — такая в душе была пустота. Но слёзы потекли. А когда, казалось, я выплакала их все, меня накрыл спасительный сон.

Без чувств. Без мыслей. Без сновидений.

Блядь! Грёбаное дерьмо!

Я думал день был тяжёлым. Но ночь оказалась тяжелее.

Я глаз не сомкнул. Я намотал по пустой квартире столько километров, что если бы просто вышел и пошёл, то к утру как раз оказался бы на пороге Элькиной квартиры.