не привлекали – например, испанская танцовщица, но мне нравилось быть собой и одновременно ею, по сути это был ее портрет, равно как и мой. Мы были как Лорел и Харди, причудливые пейзажи Дали, картины эпохи Ренессанса, Благовещение, которое я приняла за «Донос»[110], что ей понравилось: в небольшом саду в Брюгге ангел направил на меня свой укоряющий перст. Это так забавно – быть ее игрушкой, открытой всему, и ей в том числе.

Пока шли съемки, я посмотрела по телевизору передачу, посвященную сорокалетним писательницам – в частности, Мадлен Шапсаль, которая написала роман о взаимоотношениях матери семейства и подростка. Ровно ту же идею я записала себе в блокнот для сценария фильма. Я рассказала об этом Аньес; не думаю, что это была ее тема, но она считала себя обязанной отзываться и на мои идеи тоже и решила, что, наверное, это важно, учитывая мою озабоченность и ностальгию по детству. Мы начали кастинг; она спросила меня, ломается ли у мальчика голос, а так как у меня никогда не было сына, я не задавалась этим вопросом; однако, наблюдая вереницу молодых парней, стремящихся попасть в мою артистическую уборную в «Батаклане», я поняла, что меня интересуют отнюдь не первые шаги мужчины, а последние шаги подростка, и этим мальчиком – я его увидела – должен был стать сын Аньес, Матьё Деми. Аньес не хотела, чтобы Матьё произносил слова любви, обращаясь к женщине, которую намеревалась играть я, полагая, что мышление детей – вещь загадочная и никогда не знаешь, что именно они думают. В фильме это женщина должна была влюбиться в Матьё, хотя в моем сценарии все было наоборот – мальчик влюбился в женщину. Эта история родилась у меня потому, что как-то раз я устраивала дома, на улице Ла-Тур, костюмированный праздник, в нем участвовали друзья и подружки Шарлотты, Кейт тоже была там. И вот один мальчик заявился ко мне в ванную комнату и спросил, нет ли у меня бумажных носовых платков, чтобы удалить грим. На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать, а день спустя я получила цветы, и на следующий день он был у нас дома, – я была уверена, что ради Шарлотты, а на самом деле ради меня. Так и родился сюжет, который заканчивается очень плохо, потому что мальчик несовершеннолетний, а на Рождество нас застает моя дочь, тоже подросток, из-за чего меня выгоняют из дома. Я пишу ему длинное письмо из Шотландии: «У тебя, наверное, уже растет борода, но я не увижу, как ты бреешься, потому что меня здесь нет». Аньес пожелала заполучить для фильма мою дочь Шарлотту, и та, сперва отказавшись, потом все-таки согласилась, Рождество превратилось в Пасху в саду у моих родителей в Лондоне. Варда добавила еще историю, показавшуюся ей уместной, – об одержимости молодого человека компьютерной игрой, которая называлась «Мастер кунг-фу», и, поскольку в эти годы появился СПИД, она сочла необходимым сказать об этом, учитывая, что сюжет о подростках. Мы снимали на маленьком острове в Нормандии. Это было как сон, Лу играла мою дочь, мы с Матьё и Аньес, уплыв на лодке, оказывались в маленьком коттедже, где Варда позволила нам импровизировать и сняла вполне целомудренную сцену, и не только в смысле картинки, но и текста; я говорила Матьё, что, когда у него начнет расти борода, меня здесь не будет. Я с ностальгией вспоминаю о нашей единственной любовной сцене, потому что удалось запечатлеть – в том возрасте, когда все быстро меняется, – красоту этого подростка, которая уже никогда не будет такой, как тогда. Даже Лу в свои 4 года осталась на пленке с водорослями на голове, это ее первый фильм. Две полнометражные картины вышли в одно и то же время; не скажу, что они пошли, все было настолько необычным, что публике, неверное, трудно было их принять, они ожидали чего-то наподобие «Без крыши, вне закона». Я думаю, что «Мастер кунг-фу» выдержал испытание временем, не так давно я снова посмотрела его на фестивале и растрогалась, ведь я тоже подпала под обаяние Аньес В.

* * *

Я договорилась с Шарлоттой, когда она была еще маленькой, что, если когда-нибудь ее украдут, она напишет мне записку, которую закончит такими словами: «Целую тебя, моя дорогая мамочка», – это будет означать, что дело серьезно, поскольку слащавых слов мы никогда друг другу не говорили. Я полагаю, что в 1987 году не было человека, которого любили и ненавидели больше, чем Сержа, которому завидовали больше, чем ему, и который к тому же шокировал публику, когда на телевидении сжег в прямом эфире 500-франковую купюру. Теперь, по прошествии лет, мне это кажется едва ли не очевидным… Однажды утром, часов в десять-одиннадцать, я пошла открывать дверь в пижаме – накануне я пела в «Батаклане», – на пороге стоял некий господин, который спросил меня, в курсе ли я, что в городе была стрельба, и где сейчас Шарлотта. Я пригласила его войти, поскольку на кухне были мои родители, он заговорил о похищении детей, а потом вдруг замолк, больше он ничего сказать не мог, кроме того что мне необходимо встретиться с его начальником в Уголовной полиции. Я спросила, нельзя ли ему позвонить, потому что мне страшно; я попала на инспектора, и тот сказал, что не может говорить по телефону и сам приедет на улицу Ла-Тур. Все были в растерянности – мама с папой на кухне, я и наш гость, – как вдруг я вижу в зеркало, в котором отражалась входная дверь, Шарлотту – веселую, как воробышек на ветке. «Ее не украли! Она пришла!» – воскликнула я. «О да-а-а, – подтвердил мне посетитель шепотом, – попытка провалилась». Приехал инспектор, мы все сидели на кухне, включая Шарлотту, и он рассказал нам про стрельбу на площади Пантеона; злоумышленники хотели переодеться в полицейскую форму, уговорить Шарлотту сесть к ним в машину, а потом потребовать за нее выкуп, как некогда поступили с месье Азаном. Было около полудня, и я спросила, известно ли об этом кому-нибудь еще. У меня сложилось впечатление, что сведения могли просочиться на радио и попасть в сводку новостей, поскольку полицейские – на вполне законном основании – гордились проделанной работой. Я сказала, что перехвачу мэтра Дрейфюса по дороге и мы сразу же помчимся к месье Генсбуру, у которого, если он узнает об этой новости из новостей, может случиться сердечный приступ. Мы нашли Сержа на улице Вернёй, он и правда был в панике, он думал, что речь идет о Кейт. Шарлотту это происшествие, похоже, никоим образом не травмировало.

* * *

25 апреля