Катя постепенно обживалась у Ивана, расчехлила свой мольберт, вовсю писала картины, иногда лепила из гипса и глины, разводя в комнате жуткую грязь. Ивану нравилось наблюдать за тем, как она работает. Когда выдавалась редкая свободная минутка, он уютно устраивался на диване и с интересом смотрел, как Катя орудует кистью, погружая ее то в одну, то в другую краску, нанося быстрые, легкие мазки. Иногда она переставала писать и надолго застывала перед холстом, целиком и полностью погруженная в себя. В такие мгновения Ивану казалось, что, если рядом обрушится кирпичная стена – Катя не услышит шума и даже не вздрогнет.

Просидев в оцепенении минут пять или больше, она так же неожиданно оживала, и ее кисть принималась порхать по мольберту с утроенной энергией. Ивану очень хотелось, чтобы Маша признала Катин талант и оценила ее работы. Он звал ее к себе в комнату, поглядеть, как Катя колдует над мольбертом, но она неизменно находила предлог, чтобы не ходить: то суп на плите убежал, то белье надо повесить, то срочно позвонить Генриху в Сан-Франциско. Иван прекрасно понимал, что это откровенный саботаж, но поделать ничего не мог.

Машино поведение, однако, было ничто в сравнении с Борькой и Зойкой. Те заявились в первое же воскресенье после Катиного переезда к Ивану. Пока Борька по обыкновению неловко топтался в прихожей, Зойка скинула ему на руки свою шубу и молниеносно влетела в комнату. Катя только села за мольберт и смешивала краски. Зойка остановилась на пороге, выкатила на нее глаза, и щеки ее вспыхнули гневным румянцем.

– Это что? – вопросила она, указывая на Катю пальцем с длинным и острым отполированным ногтем. – Кто это такая?

– Моя невеста, – ответил Иван спокойно и невозмутимо.

Ему нравилось наблюдать за Зойкиной реакцией, за ее яростью.

– Невеста? – Зойка едва не захлебнулась от злости, с шумом втянула носом воздух и заорала в коридор:

– Б-о-орь!!!

– Да здесь я, здесь, – уныло проговорил Борька, заходя в комнату.

– Нет, ты глянь! Невеста! – Зойка кипела и шипела, как переполненный самовар.

Катя отложила кисть и удивленно переводила глаза с Зойки на Борьку, затем на Ивана и обратно.

– Иван Палыч, вы это серьезно? – наконец взяв себя в руки, проговорила Зойка.

– Серьезней не бывает, – заверил ее Иван.

– Да она же… да как вы не понимаете! Это же аферистка! Ей ваша жилплощадь нужна! – Слова так и сыпались из Зойкиного рта, как картофель из порванного мешка.

Катя вскочила со стула, губы ее дрожали. Иван поспешно подошел, обнял ее, слегка надавил на плечи, стараясь усадить обратно.

– Замолчи, – велел он Зойке.

– Не замолчу! Кто-то же должен сказать вам правду, если все остальные боятся. – Зойка перевела дух и взглянула на мужа и подошедшую Машу, тихо стоящую в дверях.

– Зой, не надо… – попросила та.

– Но она же погубит его! – не унималась Зойка. – Обдерет как липку, а после выгонит на улицу. Я знаю такую историю, у меня сосед женился на молоденькой, так потом босой на лавочке сидел во дворе. Она его домой не пускала. Так и умер босиком…

Машино лицо страдальчески сморщилось.

– Вот что, – возвысил голос Иван, продолжая обнимать Катю, – я не собираюсь умирать на лавочке и тем более босиком. Не надо обо мне беспокоиться и меня жалеть. Мы с Катей поженимся, и точка. Это решено.

– А квартира? – упавшим голосом проговорила Зойка.

– При чем тут квартира? У Кати есть где жить.

Иван почувствовал, как дрогнуло под его ладонью Катино плечико. Сглотнул и повторил тверже:

– У нее есть своя квартира, так что не извольте беспокоиться. И вообще – я вас не звал.

Он замолчал, всем видом показывая, что разговор окончен. Зойка стрельнула ненавидящим взглядом в Катю.

– Нашла себе легкую добычу. Пьющий человек, что ребенок. Говорила я, лечить его нужно, кодировать! – Последняя фраза адресовалась Маше.

Та поспешно подхватила Зойку под локоть и вывела из комнаты. Борька поглядел на Ивана, укоризненно покачал головой и вышел следом за ними, прикрыв за собой дверь.

Катя сидела в оцепенении, не двигаясь, в ее лице не было ни кровинки.

– Не обращай внимания на них, – ласково сказал Иван, невольно прислушиваясь к бубнящим в коридоре голосам. – Зойка всегда такая. Жадная дура. Ей бы только квартиру.

– Зачем ты им наврал? – тихо спросила Катя. – Мне же на самом деле негде жить.

– Ну, это мы еще посмотрим, – проговорил Иван запальчиво. Катя тяжело вздохнула.

– Ты надеешься на суд? Это глупо. Даже я понимаю, что шансов ноль.

Иван поглядел на ее опущенные плечики, и его пронзила острая жалость.

– Суд здесь ни при чем.

Он сказал и тут же пожалел об этом. Катя вскинула на него глаза, в них были недоумение и немой вопрос. Иван мысленно проклял себя за несдержанность. Придется теперь все выкладывать: и про визит в органы, и про то, что рассказал об Ахметьевой Шебаршин. А он между тем так и не позвонил, хоть и обещал, что через пару дней можно будет идти к нотариусу. Значит, что-то застопорилось у него, что-то не складывается. Иван подумал, что крушение надежд будет для Кати еще тяжелей, чем сама потеря квартиры. Значит, нужно молчать. Молчать и ждать звонка от Шебаршина.

– Как бы там ни было, а ситуация с твоим жильем – точно не дело Зойки, – сказал он твердо. – Ты здесь на правах жены, и точка. Поэтому перестань реветь и занимайся тем, чем начала.

Катя кивнула, шмыгнула носом, отерла слезы и послушно взялась за кисть. Иван немного посидел рядом с ней, затем потихоньку вышел из комнаты. Дверь в кухню была плотно прикрыта, оттуда слышались голоса.

Значит, Борька с Зойкой не ушли еще, сидят, перемывают ему кости. Иван хотел было вмешаться и прекратить их диспут, он уже шагнул к двери, но, повинуясь любопытству, остановился на пороге. Прислушался.

– А я вам говорю, нужно действовать. Сначала этот призрак, теперь невеста. До чего еще он допьется? – это, конечно, сказала Зойка. – Нельзя смотреть на все это и ничего не предпринимать! Нельзя! – Голос ее клокотал от возмущения.

«Вот ведь стерва, – со злостью подумал Иван, – никак не уймется».

– Что я должна, по-твоему, предпринять? – донесся до него усталый голос Маши. – Я одной ногой уже в Америке. В личную жизнь человека никто не имеет права вмешаться. Чувствует отец себя неплохо, лекарство пьет, на консультации в больницу ходит. Что еще?

– Тебе просто наплевать на все, – грубо проговорила Зойка.

– Конечно, мне наплевать, – не выдержала Маша. – Только тебе не наплевать. Ты у нас самая сердобольная. Скажи лучше, что ты рассчитывала на квартиру. А теперь – фигушки.

– Девочки, не ссорьтесь, – вмешался осторожно Борька. – Вот увидите, отец одумается. Зачем ему эта девчонка? Это все временно, у нас, у мужиков, так бывает.