Комиксы при переводе не перерисовывают заново; при выходе на международный рынок из четырех пластин для цветной печати переделывают только одну, черно-белую, со словами. Переводчику комиксов приходится втискивать перевод в «пузыри» для речи, которые на остальных трех пластинах остаются свободными. Кое-какое место можно выиграть за счет уменьшения шрифта, но особо тут не разгуляешься: текст должен оставаться читаемым. Перенести текст с одной картинки на другую тоже редко удается — ведь слова должны соответствовать изображению, с точностью до движений рук и ног персонажей. Если вы думали, что трудно переводить Пруста, то попробуйте перевести комикс про Астерикса.

Это перевод с французского, сделанный Антеей Белл, обладательницей ордена Британской империи:

А вот оригинал:

Надписи на рисунке:

Я — Астерикс!

Какая удача! А я — Антиклимакс. Дай руку, друг!

Французская речь «бретонского» родственника галльских героев — это пародия на школьный учебник английского с пословным переводом идиоматических выражений I say[69], a bit of luck[70] и shake hands[71]. К тому же имя Jolitorax — это игра слов на основе «красивый сундук», «красивая грудная клетка», которая по-английски вовсе не забавна. Антея Белл искусно воссоздала карикатурный «французский английский» с помощью Oh[72] и old boy[73] и придумала остроумный аналог имени героя. Втиснув все это в тесное пространство комиксового «пузыря», она совершила переводческий подвиг, одержав победу над языком. Однако переводчики ежедневно совершают разве что чуть меньшие подвиги, переводя японские манга на английский или бельгийские графические романы на португальский и так далее. Перевод комиксов — бизнес гораздо более масштабный, чем перевод художественной литературы; по объему и тиражам он, вероятно, может конкурировать с переводом кулинарных книг. Изучая переводы подобных произведений, постигаешь удивительную гибкость человеческих языков — и человеческого мышления. Подгонка — непростой процесс, но в итоге перевод самых разнообразных по форме и содержанию текстов удается подчинить лингвистическим (размеры «пузыря») и нелингвистическим (жестикуляция персонажей) ограничениям.

Наложение субтитров в кино — не такой большой бизнес, как перевод комиксов, но навыки там требуются те же. Принято считать, что рядовой кинозритель способен прочесть не более пятнадцати символов в секунду, а строка текста на экране телевизора должна быть не длиннее тридцати двух символов, иначе трудно читать. К тому же нельзя показывать больше двух строк сразу, чтобы не загораживать существенную долю изображения. В итоге в распоряжении переводчика для передачи основного смысла кадра или сцены оказываются всего шестьдесят четыре символа (с учетом пробелов), которые появляются на экране лишь на несколько секунд, — а персонажи за это время могут наговорить кучу слов. Такие ограничения накладывает человеческая физиология, средняя скорость чтения и размер экрана. Удивительно, что субтитры вообще существуют!

Еще одним ограничением служит соглашение о том, что субтитры не должны «кровоточить на разрезе»: если в кадре два пассажира самолета болтают, сидя рядом, то субтитры их разговора должны исчезать не позже смены изображения на кадры посадки самолета и не должны появляться на экране прежде, чем нам снова покажут собеседников. В результате в фильме выделяются определенные «зоны», в которых могут появляться субтитры. Тонкую работу по выделению таких «зон» (которая сильно облегчается, если кинодистрибьюторы предоставляют стенограмму аудиодорожки с временно́й разметкой) не всегда поручают тому же переводчику, которому заказаны субтитры. Чаще всего к работе привлекают по меньшей мере двоих. Из всего этого почти автоматически следует, что субтитры не могут включать в себя перевод всех произнесенных слов, а в фильмах с очень быстрой речью они вообще содержат лишь выжимку, краткое содержание разговоров.

Считается, что жесткие формальные ограничения на кинопереводы оказали, в свою очередь, важное влияние на сами фильмы. Создатели фильмов, зависящие от заграничных рынков, хорошо знают, как мало текста можно уместить на экране. Иной раз они предпочитают ограничить разговорчивость героев, чтобы при дублировании на иностранный язык диалог занимал меньше места. Ингвар Бергман делал фильмы двух категорий: веселые комедии с большим числом слов для потребления внутри Швеции и немногословные мрачные драмы для остального мира. Наше устоявшееся представление о шведах как о мрачных молчунах — отчасти побочный эффект того, как успешно Бергман встраивал ограничения, налагаемые субтитрами, в композицию своих наиболее амбициозных международных фильмов. Этот так называемый «эффект Бергмана» можно наблюдать и в ранних фильмах Иштвана Сабо и Романа Полански.

На самом деле «эффект Бергмана» вполне может быть лишь проявлением гораздо более общей тенденции. Стивен Оуэн утверждает, что некоторые современные (например, китайские) поэты пишут стихи сразу с расчетом на английский перевод и что авторы всех современных неанглийских произведений, претендующие на включение во «всемирную литературу», в своем творчестве заранее учитывают ограничения, накладываемые переводом{74}.

Создание английских субтитров — лишь малая часть мира переводов, потому что в американский прокат выходит ничтожное количество иностранных фильмов. В настоящее время только две американские компании занимаются (в числе прочего) субтитрами, используя для этого сеть переводчиков, которые в основное время заняты чем-то иным. Работая по бросовым ценам и получая смехотворные деньги, маленькая группка создателей английских субтитров принадлежит к наименее признанной и оцененной категории переводчиков современного медиамира.

Во многих странах субтитрам предпочитают дублирование. Английское дублирование в наше время делают редко, потому что американская аудитория требует полной синхронизации звучания с движением губ, чтобы в иностранных фильмах не оставалось и следа иностранности. А это задача нетривиальная — переводить речь так, чтобы ее звучание совпадало с движением губ актера (скорость которого измеряется в долях секунды), произносящего оригинальный текст. Причем дело не только в скорости: перевод диалога ограничен также мимикой и движениями актеров, даже если они не характерны для языка перевода. Авторы текстов для дубляжа не просто мастера слова — они виртуозы, но в англоязычном мире их достижений обычно никто не замечает.