– Кто же к тебе пристает? – спросил Исаак.

– Да все. Ленсман хочет взять меня в приставы, доктор тянет в кучера, а пасторша не раз готова была обратиться за помощью, будь до нас не так далеко. А правда, Исаак, что ты получил за свою гору такие большие деньги, как говорят?

– Да, что правда, то правда, – ответил Исаак.

– На что она Гейслеру? Гора-то ведь здесь, у нас. Чудно как-то. Да и сколько лет уж прошло.

Исаак и сам нередко задумывался над этой загадкой, говорил с ленсманом, спрашивал адрес Гейслера, чтоб написать ему. Дело и впрямь было мудреное.

– Ничего я не знаю, – сказал Исаак.

Бреде не скрывал, что интересуется этой сделкой.

– Говорят, на казенной земле не одна твоя гора такая, – сказал он, – в других тоже могут быть разные сокровища, а мы-то ходим, точно бессловесные животные, и ничего этого не видим. Я решил как-нибудь забраться в горы и поизучать их.

– Да ты разве знаешь толк в горах и в породах камней? – спросил Исаак.

– Маленько разбираюсь, да и порасспросил кое-кого. Так или эдак, а надо что-нибудь придумать, не прокормиться мне на хуторе со всем семейством. Никак это не возможно. Ты совсем другое дело, тебе достался весь лес и вся хорошая земля. А здесь одно болото.

– Болото – земля хорошая, – сухо сказал Исаак. – У меня у самого болото.

– Да его ни в жисть не осушишь, – ответил Бреде.

Но осушить болото не такое уж и невозможное дело. Нынче по дороге к низине Исаак видел, как расчищают новые участки – два внизу, против села, а один значительно выше, между Брейдабликом и Селланро. Значит, и тут пошла работа; когда Исаак поселился в этих местах, здесь царило полное безлюдье. Три этих новосела были нездешние, но, должно быть, люди толковые; они начали не с займа денег под постройку дома, а приехали, пожили немного, покопались в земле и опять уехали, словно умерли. Вот как по-настоящему надо браться за дело: рыть, пахать, сеять. Ближайшим соседом Исаака был Аксель Стрём, толковый парень, холостой, уроженец Хельгеланна, он брал у Исаака плуг – распахать свое болото – и только на второй год построил сенной сарай да землянку для себя и двух-трех голов скота. Хутор его назывался Монеланн – Лунный, – очень уж красиво светила на него луна. У него не было в доме женщины, и он так и не смог найти на лето работницу – больно далеко от села, – но делал все на редкость правильно. Не начинать же, как Бреде, с постройки избы, а потом приехать с семьей и кучей ребят на хутор, не имея ни земли, ни скотины, чтобы прокормиться? Да что понимает Бреде Ольсен в осушке болот и распашке целины!

Вот убивать время на всякую ерунду – на это Бреде Ольсен мастер! Заехал однажды в Селланро, ну как же, он собрался в горы, искать по поручению кого-то драгоценные металлы! Вечером вернулся, сказал, что ничего определенного не нашел, обнаружил только кое-какие признаки, сказал и кивнул. Скоро опять поедет, а заодно обследует склоны гор, что смотрят в сторону Швеции.

И верно, Бреде пошел снова в горы. Должно быть, ему понравилось это занятие, а свалил все на телеграф, мол, надо объехать линию. Тем временем его жена с ребятишками копались на земле или оставляли все на волю Божию. Исааку надоели его приходы, и как только появлялся Бреде, он уходил из дома, оставляя Ингер с Бреде разговаривать одних. О чем им было говорить? Бреде часто наведывался в село и знал все новости о важных господах, Ингер, в свою очередь, могла немало порассказать ему о своем знаменитом путешествии в Тронхейм и о тамошней жизни. За те годы, что она пробыла вдали от дома, Ингер стала страсть как болтлива, заводя разговоры с кем ни попадя. Да, это уже совсем не та наивная и справедливая Ингер, что прежде.

Женщины и девушки постоянно заходили в Селланро, то скроить платье, то стачать длинный шов на машинке, и Ингер хорошо их принимала. Снова повадилась приходить и Олина, не утерпела-таки, появлялась и весной и осенью, мягкая, как масло, и насквозь фальшивая.

– Захотелось поглядеть, как вы тут поживаете, – говорила она каждый раз. – Да и соскучилась очень по ребятишкам, страсть как я их полюбила, одно слово – ангелочки. Теперь-то они взрослые парни, но вот ведь чудное дело, никак не могу позабыть, какие они были маленькие и как я за ними ходила. А вы все строите и строите, не иначе как целый город решили построить! У вас не будет колокола на новом сарае, как в усадьбе у священника?

Однажды Олина привела с собой еще одну женщину, и втроем с Ингер они отлично провели вместе целый день. Чем больше народу собиралось вокруг Ингер, тем лучше она кроила и шила, споро орудуя ножницами и утюгом. Все это напоминало ей о днях, проведенных в тюрьме, где было так много женщин. Ингер не скрывала, где она набралась умения и мастерства – в Тронхейме. Выходило так, будто она там не наказание отбывала, а прожила те годы в учении, обучаясь портняжному делу, ткачеству, красильному делу, письму, и все это дал ей Тронхейм. Она говорила о тюрьме как о родном доме, полном людей, – тут тебе и начальство, и надзирательницы, и сторожа; когда она вернулась домой, она почувствовала себя словно в пустыне, ей было тяжело навсегда лишиться общества, к которому она так привыкла. Она даже прикидывалась иногда, будто простужается, потому что совсем отвыкла от холодного сырого воздуха, даже год спустя после возвращения она боялась выходить из дома в ветер и дождь. Для того-то и была ей нужна помощница – для работы вне дома.

– Да Господи ты Боже мой, – сказала Олина, – тебе ли не держать работницу, раз у тебя есть средства, к тому же ты такая ученая и у тебя такой большой дом!

Кому не приятно, когда тебя так хорошо понимают, и Ингер ей не перечила. Она шила с такой быстротой, что кольцо так и сверкало у нее на руке.

– Вот видишь, – сказала Олина другой женщине, – разве не правду я тебе говорила, что у Ингер золотое кольцо?

– Хотите посмотреть? – спросила Ингер и сняла с пальца кольцо. Олина взяла кольцо и принялась рассматривать его, словно не веря своим глазам, ну чистая обезьяна, разглядывающая орех. Потом сказала, отыскав пробу:

– Ну да, все так и есть, как я говорила про то, сколько у Ингер богатств и денег!

Вторая женщина благоговейно взяла кольцо, подобострастно ухмыльнувшись.

– Надень его, если хочешь, – сказала Ингер, – надень, ему ничего не сделается!

Ингер была сама доброта и радушие. Она принялась рассказывать им про Тронхеймский собор и начала так:

– Неужто вы не видали собора в Тронхейме? Ах да, вы ведь не были в Тронхейме! – И, словно собор был ее собственностью, она кинулась на его защиту, хвасталась им, назвала его высоту и размеры – не собор, а просто сказка! Семь священников служат в нем зараз, и один не слышит другого. – Стало быть, вы не видали и колодца святого Олафа[3]. Он находится в самом соборе, и колодец этот бездонный. Когда мы туда ходили, то каждый раз брали с собой по камешку и бросали в колодец, и он никогда не доставал до дна.