– Спасибо за вино, оно прекрасно. – Александр встал и протянул старику руку, которую тот с чувством пожал обеими влажными ладонями. – Жаль, что не удалось увидеть Ольгу Зельдовну. Надеюсь, ее недомогание быстро пройдет.

– Пройдет, пройдет. – Альберт замахал руками, будто мельница. – Я приготовил ей подарок – норковое манто и кольцо с бриллиантом.

– Очень рад, – чопорно отозвался Воронский. – Рад, что слухи о вашем разорении не подтвердились.

Он сам не понял, как эти слова слетели у него с языка. Желтоватая кожа на лбу Альберта собралась в гармошку.

– Разорен? – удивился он. – Эти слухи сильно преувеличены. Да, мне не удалось хорошо заработать на ювелирном деле и помочь своему тестю-другу, но на безбедную жизнь вполне хватает.

– Очень рад, – повторил граф и, махнув рукой, вышел из дома на негнущихся ногах. Перед глазами плыли черные круги, воздуха не хватало, и он рванул ворот рубашки, не обращая внимания на отлетевшие пуговицы и на молодую, бедно одетую женщину, бросившую на него удивленный взгляд. Поймав экипаж, Александр приказал как можно быстрее отвезти его домой, и там, зашторив окна в своей комнате, лег на кровать и, устремив неподвижный взор в лепной потолок, неподвижно пролежал до вечера. С наступлением темноты граф, немного придя в себя, написал Ольге, умоляя о свидании, снова попросил слугу отнести ей послание и снова не получил ответа. Воронский пытался подкараулить ее возле дома, но бывшая возлюбленная, будто предчувствуя это, выходила только с мужем. Он попробовал еще раз навестить Цабеля, стараясь прийти тогда, когда его не будет дома, однако Ольга его не приняла, опять сказавшись больной. Бедняга написал ей в гостиной Цабеля, предупреждая, что если она его не примет, то никогда больше не увидит. Видимо, этого и добивалась вероломная возлюбленная. Между ними стояли пятьдесят тысяч, которые она не собиралась возвращать и которые почти все были потрачены. Предприняв еще несколько попыток увидеться с любимой, Воронский сдался, продал остатки имущества и уехал в Южную Америку, не в силах оставаться в городе, где многое напоминало о ней. Через год Ольга получила письмо от его компаньона, извещавшее о смерти молодого человека от какой-то тропической болезни. Стоит ли говорить, что ни слезинки не выкатилось из ее прекрасных глаз?

Южноморск, наши дни

Понимая, что скоро сгустятся сумерки, Сергей и Николай решили разделиться. Ротов отправился по соседям Чуни, намереваясь выяснить, не видел ли кто приходящих к нему гостей в последние пять дней, а Морозов поехал к Илларионову, чтобы попытаться отыскать тайник. Честно говоря, надежды у оперативника почти не осталось, он недоумевал, почему Потапов, такой опытный следователь, попросил его о таком бесполезном деле. Ведь ясно как день, что дневник забрал убийца, и ему, Сергею, предстоит искать черную кошку в темной комнате, заведомо зная, что там ее нет. Однако он привык выполнять приказы начальства, и поэтому, когда такси (он решил ускорить процесс и потратиться на «извозчика», тем более поджимало время) подвезло его к дому краеведа, Морозов аккуратно снял пломбу с калитки и принялся, как голодный волк, рыскать по участку. Минут через двадцать он оставил это занятие, рассудив, что человек, столько лет проработавший в музее и привыкший бережно относиться к документам, вряд ли доверит их земле. Прежде чем зайти в дом, тоже опломбированный, Сергей направился в старый сарай, в котором покойные супруги хранили закрутки, пересмотрел каждый квадратный сантиметр, но тоже ничего не обнаружил.

– Говорил же я, что дневник забрал убийца! – бормотал он под нос, ругая майора. – Нет, ему, видите ли, взбрело в голову его найти. И где найти, спрашивается? Погреба в доме нет, в прошлый раз мы все обыскали. Ладно, организую вам еще один обыск.

Он уже приготовился подняться на крыльцо, как вдруг среди толстых стеблей какого-то растения заметил исписанный клочок бумаги. Позже Морозов и сам не мог объяснить, почему ему захотелось взять его в руки. Первое, что пришло в голову, – перед ним обрывок старого письма, написанного краеведом или его женой. Иные старики бережно хранят всю корреспонденцию и даже передают ее по наследству. Тем не менее (позднее Сергей именно так и утверждал) какая-то сила толкнула его к этому клочку, и он, рискуя получить ожоги от ощетинившейся крапивы, зеленевшей совсем близко от остатков документа, все же взял его и поднес к глазам, пытаясь в сгущавшихся сумерках разглядеть слова. К его удивлению, бумага оказалась на вид очень старой, сморщенной, пожелтевшей, а слова, написанные синими чернилами, содержали буквы ять и ерь, давно не употреблявшиеся в современном русском языке.

Морозов побледнел, почувствовав, как пересохло во рту. Он не сомневался, что этот клочок из дневника Ольги фон Шейн и убийца, забирая документ, не заметил, как он выпал. Баскетболист достал полиэтиленовый пакетик и запаковал находку, намереваясь утром отвезти ее на экспертизу. В дом он решил не заходить. Какой толк возиться в нем при свете электрической лампочки? Не лучше ли при необходимости приехать сюда завтра с верным другом Николаем? Кстати, как у него дела? Сергей достал мобильный и набрал номер коллеги и приятеля. Ротов откликнулся сразу и начал без предисловий:

– Ничего у меня, Сережа, или почти ничего. Один из соседей видел черный внедорожник возле дома Чуни накануне убийства, но водителя не разглядел. Возможно, это тот же автомобиль, что навещал и покойного Илларионова. Марка опять же неизвестна. Но возможно, я повторяю – возможно, удастся кое-что выжать. В тот день сосед решил покрасить забор в голубой цвет (не смейся) и нечаянно опрокинул ведро с краской. Внедорожник проехал по луже задним колесом, когда парковался возле дома Чуни. Рисунок протектора паршиво, но сохранился. Собираюсь предоставить его нашим экспертам, они у нас такие: если захотят – из дыма дрова сделают. Чем черт не шутит, вдруг определят марку или еще какую зацепку отыщут? А у тебя как делишки? Я почему-то сомневаюсь, что ты что-то отыскал. В прошлый раз мы хорошо поработали у краеведа.

– И кое-что не заметили, – с гордостью объявил оперативник. – Ты не поверишь, но мне удалось обнаружить обрывок листа из старинного дневника.

– Обрывок листка? – протянул Николай, будто сомневаясь в словах приятеля. – Как же мы раньше его не нашли?

– Мы его не нашли, потому что он застрял в зарослях цветка, забыл, как он называется, – начал объяснять Морозов. – Такой рос на огороде моего деда. Я вспомнил, что днем его листья раскрываются, а они у него довольно широкие, а к вечеру свертываются в трубочки. Это и позволило мне найти обрывок.

– Завтра к Борисычу, – обрадовался Николай. – Отзвонимся Потапову – и по домам.

– Это ты хорошо сказал, – расхохотался Сергей. – Дом, родной дом – как много в этом звуке…

Закончив разговор с приятелем, он принялся искать номер следователя.