Санкт-Петербург, 1901

Оленька сидела возле огромного зеркала в своей комнате и расчесывала густые волнистые черные волосы. Женщина любовалась собой. Недавно она возвратилась с одесского курорта Куяльник, где вовсю принимала солнечные ванны и грязи. Щеки тронул легкий загар (Оленька не слишком увлекалась солнцем, зная, что оно старит нежную кожу, а ей ох как нужно еще долгое время сногсшибательно выглядеть), фигура постройнела, шея стала длиннее, черные жгучие глаза смотрели весело и дерзко. Боже, как она хорошо провела время в этом славном городе! Городе, близком ей по духу. Местное общество с придыханием рассказывало о неуловимых ворах и мошенниках, одновременно боясь их и гордясь ими, и Ольга, слушая их рассказы, понимала, что сама сродни этим «корсарам». Будь ее воля, она навсегда осталась бы в Одессе, но у госпожи Цабель были другие планы, и для их осуществления ей требовалось жить в столице. А еще ей требовалась… Она не успела положить расческу на трюмо, когда в комнату к жене вошел Альберт с трясущимися от гнева пергаментными щеками, неожиданно вклинившись в ее радужные мечты, как порой вклинивается в них суровая реальность.

– Здравствуй, дорогой. – Она встала, подставляя щеку для поцелуя, но он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и крепко сжал нежное запястье.

– Что вы делаете? Мне больно! – Женщина отдернула руку, с неудовольствием глядя на два красных пятна. Старый осел. Теперь на этом месте выступят синяки. – Вы чуть не сломали мне руку.

– Вам следовало бы сломать вашу нежную шейку. – Цабель дотронулся до жемчужного ожерелья. – Скажите, откуда такая роскошь? Кажется, последнее время наши доходы более чем скромны.

Она закусила губу. Старый дурак ничего не знал о пятидесяти тысячах и еще о кое-каких ее доходах. Впрочем, и знать уже не о чем – они давно потрачены.

– Вы, кажется, говорили, что деньги на поездку вам дал отец? – Цабель наклонился к ней, обдав кислым старческим запахом. Ольга поморщилась, снова взяла расческу и провела по волосам:

– А почему вас это смущает? Вы ведь не дали.

– Меня смущает твоя ложь. – Альберт перешел на «ты» резко, показывая, что раздражен. – Я видел тестя, и он не имел никакого представления о поездке в Одессу. Спрашивается, откуда деньги, дорогая? – В последней фразе звучала не только злость, но и ехидство.

Она не обращала на него внимания, продолжая расчесывать волосы.

– Тогда я сам скажу откуда. – Сжав кулаки, муж сел напротив нее, и стул скрипнул от негодования, словно ему передалось состояние хозяина. – Совсем недавно я узнал, что ты попросила моих коллег позволить тебе устроить в университете нечто вроде благотворительного вечера. – Он задыхался. – Они пошли у тебя на поводу, пригласили студентов и преподавателей, и ты выудила у них деньги якобы на помощь народам Крайнего Севера. Всего в твои жадные руки попало девятьсот рублей, и ты потратила их вовсе не на несчастных жителей окраин. Ты поехала на курорт. Ну, я прав, говори!

Ольга глотнула, и сквозь загар проступила бледность. Все, что сказал муж, было правдой от первого до последнего слова. Единственное, о чем ему было неизвестно, – о ее многочисленных романах на курорте. Подумав об этом, она ехидно улыбнулась и пришла в себя. Вот тебе, вонючий старикашка. Твои рога стали еще ветвистее.

– А что мне оставалось делать, если вы не даете мне деньги? – парировала она с пафосом. – Скажите, когда последний раз вы возили меня на курорт? Не надо морщить лоб, я сама отвечу: никогда. У нас постоянно нет денег, не то чтобы совсем, но на некоторые мероприятия вам их просто жаль. Зачем же вы женились на красивой и молодой женщине? Чтобы она коротала с вами дни взаперти, по-стариковски?

– Ты прекрасно понимаешь, что я не жалел на тебя денег, – буркнул Цабель, почувствовав, как кольнуло сердце. Эта тварь доведет его до могилы! – А еще тебе известно, что я просто пожалел твоего отца – своего давнего друга. Без меня вы бы уже давно коротали, как ты выразилась, дни и ночи на улице.

Она бросила расческу:

– Нашелся бы другой… Не только свету, что в окошке.

Цабель заскрежетал зубами:

– Ах, вот как ты заговорила… Что ж, спасибо, дорогая. Хороша благодарность за все, что я сделал. Если бы не всякие дурацкие предрассудки, я бы немедленно развелся с тобой. Думаешь, мне неизвестно о твоих романах? О том, что ты сделала с несчастным графом Воронским? До меня дошли слухи…

– Ах, вам жалко и этого идиота, – перебила его женщина. – Идиота и дурака. Что ж, как говорится, рыбак рыбака… А теперь насчет развода.

Она встала, глаза ее злобно сверкнули, и Цабелю впервые в жизни стало страшно. Он понял: в гневе супруга способна на все, даже на убийство. Он сначала не верил слухам о бедном Александре, которого обчистила эта тварь, но теперь…

– Теперь насчет развода, – повторила она, четко выговаривая каждое слово. – Извольте. Я дам вам его, когда вы отпишете мне остатки своего состояния. Только тогда – не раньше – вы получите развод, и тогда катитесь на все четыре стороны. Вы мне осточертели. Я отдала вам лучшие годы своей жизни.

– Моя вера… – Альберт махнул рукой и выскочил из ее пропахшей духами и цветами комнаты. Этот запах долго преследовал его, он подумал, что, наверное, так будет пахнуть в гостиной, когда гроб с его телом поставят для прощания. Гроб с его телом…

Мужчина содрогнулся. Кто знает, не начала ли вероломная супруга подготовку к избавлению от него, как от ненужной вещи? Не подсыпает ли она регулярно яд в его кофе, который часто порывается готовить сама?

Покрывшись холодным потом и тяжело дыша, он опустился в кресло, сознавая, что так, как Ольгу, он не боялся еще никого и никогда.

А Ольга, продолжая сидеть у зеркала, невозмутимо смотрела на свое отражение – красивую женщину с тонкими чертами лица и огромными блестящими глазами. Взяв в руки помаду, она едва тронула ею пухлые губы, подумав, что первый шаг к окончательному разрыву с Цабелем уже сделан. Что ни говори, она побаивалась решительного объяснения, а оказалось, все проще простого, он сам желает от нее избавиться. Что ж, тогда нужно начинать подготовку, тем более уже есть претендент на ее руку и сердце, генерал фон Шейн, не первой молодости, конечно, но помоложе Альберта, к тому же человек из высшего общества, в котором Ольга давно мечтала блистать.

Она усмехнулась и опустила длинные ресницы. Когда-то юный Раховский обещал ей, что она станет украшением света. Но мальчик предал ее и поплатился. Сама судьба не простила ему его поступка, погубив в разврате и пьянстве. Потом появился ненавистный Цабель, тоже много обещавший и не сдержавший слов. Ему было позволено лишь мельком заглянуть в светское общество. Без сомнения, его уважали, но не считали своим, а ей этого было мало. Блестящий генерал казался самой подходящей кандидатурой для осуществления тайных замыслов.