— Вы спрашиваете, как я могу знать, что именно капитан привез вам? — начал он.  — Право, это неважно. Важно то, что я знаю об этих бумагах. Иначе зачем бы я стал следить за капитаном в Вене? Зачем поехал бы за ним в Италию?

Голос Вурца звучал решительно, почти резко. Он пристально смотрел на баронессу.

— Значит, вы приехали не ради меня?

— Ради вас тоже — до известной степени, хотя для вас было достаточно и доктора Мартенса, ожидавшего моих указаний в Понтеббе. Стоило только сообщить ему ваш адрес. Но из того, что я безотлучно следовал за капитаном, вы должны понять, в какое ложное положение вы его поставили.

— Это ужасно,  — прошептала баронесса. Видно было, что в душе у нее происходит сильная борьба.  — Что мне делать…  — продолжала она шептать,  — Боже, помоги мне, направь меня… Где истинный путь? Господи, если бы я знала… если бы я только знала!

Вдруг она решительно выпрямилась:

— Будь что будет! Обещайте мне только, что если я передам вам сейчас бумаги, то все это несчастное дело будет предано забвению… Я должна знать, что вы прекратите преследование капитана и не предадите мой поступок гласности.

Вурц ликовал. Наконец-то он достиг цели.

— Можете рассчитывать на мою скромность,  — ответил он.  — Насколько это в моей власти — никто не узнает ни слова, исключая, разумеется, служебных докладов.

— Принесите портфель.

Вурц направился в соседнюю комнату и через минуту вернулся, неся в руках таинственный портфель.

С жадным нетерпением следил он за движениями баронессы.

Она, не колеблясь, сломала печать и, открыв конверт, передала начальнику тайной полиции пачку документов.

— Вот бумаги! Не забудьте, что вы мне обещали.

Беглый взгляд убедил Вурца, что успех далеко превзошел ожидания!

Бумаги, переданные ему баронессой Штернбург, были военные документы, те самые документы, которые были похищены у фельдмаршала Гольмгорста в памятный вечер четвертого января.

Умелая ловушка, расставленная опытным криминалистом, помогла лучше упорных розысков.

Вурц слишком хорошо владел собой, чтобы хоть малейшим движением выдать свою радость.

Спокойно, как будто дело касалось самых посторонних вещей, положил он документы в боковой карман своего сюртука. Затем, обращаясь к баронессе, почти без сознания лежавшей в кресле, он спросил:

— Что вы намерены были делать здесь с этими бумагами?

— С бумагами? — бессознательно повторила она.  — Ах да! Я хотела взять их с собой в Вену. Там мне легко было бы положить их на место. Я бываю часто и, конечно, совершенно запросто у моего дяди Гольмгорста, бумаги в один прекрасный день нашлись бы, и все было бы хорошо.

Она вздохнула и устремила умоляющий взор на начальника тайной полиции.

— Не правда ли, теперь все будет хорошо? Вы сами обо всем позаботитесь? И не будете больше подозревать капитана? Ведь вы обещали мне это. Вы не будете угрожать положению и карьере этого честного, порядочного человека? Вы постараетесь, чтобы это дело избежало огласки?

— Я уже обещал вам сделать все, что будет в моей власти. Ликвидация дела зависит не от меня, а от лиц, стоящих гораздо выше. Не могу вас уверить, что огласки не будет. Вы поедете с нами в Вену и поможете нам выяснить то, что еще осталось темным и непонятным.

— Конечно,  — ответила баронесса, поднимаясь с места.  — Вы не можете себе представить, какая тяжесть свалилась у меня с сердца, с тех пор как я развязалась с этим несчастным делом.

— Остается еще другое!

— Другое? Ах да! Вы разумеете убийство. Ну, этого я не боюсь. Это обвинение я могу опровергнуть одним словом.

— Странно в таком случае, что вы его не говорите!

Баронесса колебалась.

— То, что документы очутились в ваших руках, не только не облегчило, а, наоборот, ухудшило ваше положение,  — заметил Вурц.  — Так как оба преступления находятся в несомненной связи, то, следовательно, вам должны быть известны и обстоятельства убийства. В этом направлении и будет продолжать свои розыски полиция. А тут могут быть всевозможные случайности. Представьте себе, что полиция обратит свое внимание на капитана Фернкорна, того самого капитана Фернкорна, который спешно выехал к вам в Италию, чтобы передать в ваши руки украденные документы, в то время как вы, находясь под тяжким подозрением в убийстве, скрылись от полиции. Надеюсь, все это убедит вас сделать чистосердечное признание.

— Признание… Значит, вы продолжаете считать меня убийцей?

— Встаньте на мое место. Что я могу подумать? Ваш бывший жених убит. Он был шпионом. Бумаги, вызвавшие, по всей вероятности, его приезд в Вену, оказались в ваших руках. А вы считаетесь невестой капитана генерального штаба, доверенного лица фельдмаршала, в квартире которого произошло похищение.

— Убийство не имеет ничего общего с пропажей бумаг,  — не сдавалась баронесса.

— Этого я и не утверждаю. Но разве не напрашивается само собой предположение, что тот, убитый, стоял между вами и капитаном. Разве не естественно считать, что, доведенная до крайности, вы, не задумываясь, уничтожили человека, угрожавшего вашему счастью? Разве мало оснований для такого предположения?

Баронесса опустила глаза и молчала.

— Разве вам самой это не ясно?

— Ясно,  — со вздохом ответила она.  — Выслушайте меня и не считайте более убийцей. Убитый был моим братом!

— Джиардини ди Кастелламари, пропавший без вести офицер?

— Да, он самый! Ну что же? Вы и теперь продолжаете думать, что я…

Начальник тайной полиции вскочил с места.

— Ваш брат! — с волнением проговорил он.  — Джиардини, арестованный за шпионаж, был вашим братом!

— Да, моим единственным любимым братом,  — с болью произнесла она.  — Человеком честным и порядочным, горячо, до самозабвения любившим свою родину.

— Вот оно что! Это разом меняет всю картину. Это важное открытие, такое важное, что вы и понять не можете!

— Понимаете ли вы теперь, что можете смотреть на меня как на союзницу и помощницу?

— Конечно, конечно. Я не понимаю только одного — почему вы так долго молчали?

— Ах, мне нужно было раньше раздобыть эти несчастные бумаги, чтобы покончить со всем этим делом. Теперь пропажа нашлась; брат мой не шпион больше, и капитан Фернкорн простит своей невесте то, что она сестра… просто несчастного человека. Заговори я раньше — счастье моей жизни стояло бы на карте. Теперь же вся моя будущность зависит от вашей скромности.

Вурц молча поклонился.

«Удивительно, как у женщин все это просто выходит,  — подумал он.  — Откуда у нее эти бумаги? Кто сообщил ей, что брат ее в Вене? Как узнала она об его убийстве? Зачем бежала так поспешно из Вены? Остается еще тысяча неразрешенных вопросов».