в халате, обулась и проследовала к гаражам, где располагались контейнеры для бытовых отходов.

Там-то её и прихватил, незнакомый ей прежде, половой активист. Открытым текстом заявивший ей о своих желаниях совокупиться с нею. Прямо сейчас и прямо здесь. А еще лучше, чуть поодаль, за гаражами. Где запах помойки не омрачит их романтической встречи.

Мужик был на вид крепок и кулак, который он поднёс к носу Колывановой, не обещал ей ничего хорошего. Если она отвергнет предложение незнакомца. Об этом он ей сказал сам.

Анна Ивановна недаром преподавала математику в строительном техникуме. И может быть потому, с логикой и способностью решать самые сложные задачи у нее проблем не было.

Рассудив, что в данном конкретном месте, а, тем более, за гаражами шансов избежать недружественного прелюбодеяния у неё практически нет, она решила схитрить.

Исходя из самых благочестивых побуждений и точно зная, что дома находится супруг, она предложила совершить акт любви не здесь, у антисанитарной помойки и обоссаных гаражей, а с комфортом у неё дома. Мужик обрадовался и даже помог ей вывалить из ведра мусор в бак. Потом они практически по-семейному поднялись в квартиру. Где супруга продуманной мадам Колывановой почему-то не оказалось. Квартира была пуста, чем и воспользовался похотливый незнакомец, разложив хитрую математичку на широкой супружеской кровати. Перед этим с удовольствием употребив стакан коньяка «Белый аист», который Колывановы берегли в серванте к восемнадцатой годовщине своей свадьбы.

Анна Ивановна призналась, что сама предложила половому агрессору выпить и закусить. Исключительно, чтобы потянуть время в надежде на то, что в квартиру возвратится законный муж. Несомненно, вышедший на пару минут к соседям.

Однако супруг вовремя не явился. Не сумев настроить собственный ящик, он ушел к соседу смотреть футбол.

А натешивший свою плоть развратник неторопливо покинул гостеприимную квартиру и её хозяйку, напоследок потискав её перед тем, как шагнуть за порог.

И вот теперь дипломированный математик Колыванова сидит в моём кабинете и требовательным взглядом побуждает меня найти и покарать употребившего её мерзавца. Н-да…

Глава 19

В дверь вежливо постучали. После моего «Войдите!», на пороге появилась импозантная фигура Павла Юрьевича Тимченко. Свою нелегкую следовательскую службу этот уже не шибко молодой человек нёс в прокуратуре Октябрьского района. А его визит в мой кабинет указывал на его статус дежурного следователя на все последующие сутки и до самого утра.

— Вы потерпевшая? — после обмена приветствиями со мной, обратился он к повелительнице интегралов и тангенсов.

Я не стал дожидаться, когда вежливый Тимченко начнёт долго и муторно выспрашивать у Колывановой всю её помойно-эротическую историю. Мне было дорого моё время. Поэтому я сам быстро и без лишних междометий изложил ему всю уже вытянутую из математички фактуру. По-деловому и, насколько это было возможно, деликатно поведав о её романтических отношениях с вечерним незнакомцем. Начиная от встречи на помойке и закончив их петтингом в прихожей уже при расставании. Куда уж тут деваться, из криминально-юридической песни слов не выкинуть.

— Я нигде не ошибся? — повернулся я к набухающей обидой Анне Ивановне, — Всё так было?

Колыванова, плотно сжав губы и уже начав капать слезами на пол, молча кивнула.

— Скажи, Корнеев, зачем вы меня сюда из-за стола вытащили? — беззлобно уставился на меня грустными глазами Тимченко, — У тёщи юбилей, а здесь, ты же сам понимаешь, для сто семнадцатой никаких перспектив! Их нет даже для того, чтобы мне возбудиться! Не говоря уже про направление в суд!

Услышав и оценив прокурорскую квалификацию своих приключений, гражданка Колыванова возмущенно вскочила, но тут же в отчаяньи опустилась обратно на стул. А потом начала сокрушаться, подвывая с интервалами в несколько секунд. В эти перерывы она успевала попеременно осыпать нас с Павлом Юрьевичем невнятными но задорными определениями и проклятиями. И, отнюдь, не на языке советских преподавателей математики. Еще минуту назад, казавшаяся такой приличной женщиной, мадам Колыванова вдруг превратилась в базарную торговку с диким лексиконом бомжихи.

Не знаю, как прокурорскому Павлику, но мне слушать про себя всякие непотребства со стороны столь коварно обхитрившей саму себя курицы, было неприятно. Особенно, если учесть, что виноватым я себя ни в чем не считал. И надо сказать, вполне обоснованно не считал. Это не я послал математичку на тёмную дворовую помойку. И к совокуплению тоже совсем не я её склонял. К тому же, действующие УПК, а так же УК РСФСР, вместе с их комментариями, написали и утвердили совершенно незнакомые мне люди. Опять же, без моего какого-либо участия. Даже косвенного.

Тимченко растерянно хлопал глазами и терпеливо молчал. А мне терпеть надоело, поэтому и молчать я тоже не стал.

— Рот закрой, дура! — звонко хлопнул я ладонью по столу так, что подпрыгнула авторучка и еще какие-то мелочи, — Еще одно нехорошее русское слово и я прямо сейчас составлю на тебя протокол за мелкое хулиганство! И в камеру отведу! Будешь пятнадцать суток тротуары подметать за нецензурную брань! А твои студенты станут на тебя всё это время пальцами показывать!

Расстроенная тётка отреагировала незамедлительно, но правильно. Она сразу заткнулась. Однако свои возмущенные, мгновенно высохшие от слёз глаза, выпучила еще сильнее. Похоже, что даже всерьёз испугавшись моей угрозы, она продолжала считать меня в чем-то виноватым.

— Как это на меня протокол⁈ — по-пацански, как хулиган-второгодник из шестого «Б», рукавом кофты в одно движение вытерла она свои сопли, и слёзы, — Вы этого мерзавца искать не хотите, а на меня протокол?!!

Математическая женщина, видимо вывела какую-то свою индивидуальную формулу. Не только уже произошедшего несчастья, но и в данный момент происходящих последствий. И в оценке текущей неприятной ей ситуации, исходила только из неё.

Я же в свою очередь понимал, что в любом случае, даже, если какой-то идиот и квалифицирует деяния неизвестного страстолюбца, как изнасилование, то я здесь никаким боком. Потому что к милицейскому следствию всё это отношения иметь не будет никакого. Это головная боль никак не моя, а только прокуратуры и оперов уголовного розыска. Поэтому я и не собирался позволить втянуть себя в бессмысленную перебранку на троих.

А вот следователь прокуратуры Тимченко себе такого позволить не мог. И, забыв про тёщин юбилей, начал сухим казённым языком разъяснять безнаказанно попользованной гражданке Колывановой заунывную хрень. Про нюансы и тонкости Уголовно-процессуального и Уголовного кодексов РСФСР.

— Вы же сами ему предложили подняться к вам в квартиру и там совершить половой акт! Ведь так? — терпеливо и вежливо пытался объяснить прокурорский Павел халявно оттраханному математику про отсутствие состава преступления. То есть, изнасилования.

— А что мне было делать?!! — взвизгнув и, вновь потеряв самообладание, вскочила со стула несчастная арифметическая тётка, — Других способов спастись у меня не было! Я же думала, что муж дома!

— Были способы, — не удержавшись, буркнул я тихо и сразу же пожалел о своём юношеском недержании.

— Каким образом? — резко повернулась в мою сторону взвинченная Анна Ивановна, — Вырваться и убежать? Ведром его ударить⁈

— Обосраться! Вам надо было просто обосраться. Как в детстве! — спокойно выдал я свою немудрёную рекомендацию Колывановой, стараясь сохранять на своём лице полную индифферентность, — Поверьте, Анна Ивановна, фактически это был бы самый эффективный способ избежать изнасилования в вашей ситуации! И не смотрите на меня так, я не шучу! — поспешил я предвосхитить всплеск новой обиды и, как следствие, громкого возмущения и долгих упрёков, — Ну, это само собой, если только насильник не является совсем уж утонченным эстетом, — уже без особой уверенности добавил я.

За прошлую милицейскую жизнь я точно помнил два таких случая. Когда неожиданная для сексуального злодея дефекация, произведённая жертвами, помогла им избежать недружественного коитуса. Правда, насколько я помню, там всё произошло без предварительного осмысления и сложного математического расчета. А совсем даже наоборот. Неконтролируемо и просто от непереносимой растерянности обеих женщин. И от их неудержимого страха перед насильниками. Но, в любом случае, данными издержками, по моему дилетантскому мнению, вполне можно и пренебречь. Осознанно пренебречь. Так как в подобного рода неприятностях, самое главное, это надёжно отпугнуть полового разбойника и стать негодным объектом для поругания.

Но гражданка Колыванова, очевидно, имела иные приоритеты. Поначалу она резко подскочила со стула и принялась упрекать меня в циничном издевательстве, и в еще одной попытке всецело её унизить. Но, меньше, чем через минуту её профессиональная склонность к математическому анализу всё же взяла верх над темпераментом. Женщина затихла и в глазах