кроме служебной, еще и личную неприязнь к авто-живодёрам.

— А то! — горделиво приосанился жезлоносец, — Но задержали только одного, второй, сука, убежал! Быстрый гад! — он кивнул на высокий, в рост человека, бурьян, который начинался сразу у обочины и заканчивался далеко в сумерках.

— Где он? — не сильно огорчившись побегом одного из скотокрадов, полюбопытствовал я, — Хочу посмотреть на этого Копперфильда!

Гаишник повёл меня к своей служебной «копейке» с мигалками и матюгальником на крыше. Подойдя ближе, внутри машины я увидел такого же нарядного сержанта в белых ремнях. И невесёлого мужичка со связанными ремнём руками. Тот сидел на переднем пассажирском сиденье с грустным лицом и с засохшем на нём гемоглобином.

— Шустрый паскуда, еле догнали! — пояснил дорожный шериф некоторую помятость клиента.

Я понятливо покачал головой и против воли вернулся в непонимание. Даже, если второй крадун был старшим братом Шварцнеггера, в абсурдное происходящее мне не верилось. И при таком раскладе я не видел никакой возможности запихнуть несчастную корову в не менее несчастную «Победу».

Дежурить стало легче, потому что становилось веселее. Хоть какое-то удовлетворение получу от сегодняшнего дежурства. Совмещу исполнение своих прямых служебных обязанностей с познанием очевидного, но абсолютно невероятного.

— Вылазь, лишенец! — поманил я гаишного пленника наружу, — Будем сейчас с тобой следственный эксперимент проводить! Если всё у тебя получится, то вместо лесоповала, ты с Госцирком в заграничное турне поедешь! — бессовестно обманывая жулика, пообещал я ему незаконную амнистию.

Глава 20

С сомнением оглядев хлипкого мужичка, вылезшего из желто-синего гаишного экипажа, я вместе с ним и с обоими гибдидистами образца 1978 года направился к мычащей «Победе». Паузы между подачей звуковых сигналов несчастной коровой сократились до нескольких коротких мгновений. Животное, надо думать, тоже устало от тесной несвободы. Оно, в отличие от привычных к коммунальной и транспортной тесноте совграждан, хотело простора и воли.

— Как вы её доставать из машины собирались? — начал я удовлетворять своё простое обывательское любопытство, — Целиком или частями?

— Как обычно, — удивлённо, как на безграмотного неуча, посмотрел на меня тщедушный скотокрад,– Чего её доставать, она сама выйдет!

— Развяжите его! — распорядился я в сторону инспекторов ГАИ, — А, если вздумает бежать, сразу стреляй ему в левое полужопие! — подмигнул я старлею.

— Почему в левое? — хором удивились сержант и коровий жулик, которым мои хитрые гримасы были не видны.

— Порядок такой! — строго пояснил я излишне доверчивым мужчинам, — Но сегодня можно и в правую. Сумма ущерба это позволяет! Хотя, чего там, если побежит, вали его сразу наглушняк, потом спишем! — уверенно добавил я для того, чтобы коровий угонщик прочувствовал серьёзность ситуации и беспредельность милицейских намерений.

Но, произнеся последнюю фразу, я вдруг засомневался, что сержант верно оценит степень моего служебного юмора и поймёт меня правильно. Когда он достал из своей нарядной белой упряжи ПМ, я окончательно понял, что с нижними чинами ГАИ этого времени следует избегать двусмысленности и несмешных шуток. Пришлось отвести его в сторону и более подробно проинструктировать на случай самовольного забега коровьего специалиста через обочину в пампасы.

Следуя моей просьбе, гаишник не стал прятать назад в кобуру свой ствол. С суровым лицом он доконвоировал нечеловечного крадуна до его эксклюзивной сосиски в жести. То есть, до нервно качающейся и мычащей «Победы» с живой говядиной внутри.

— Показывай, как вы загружали корову в машину? — потребовал я, начиная свою работу.

— Так ведь сначала из неё, из машины-то, эту рогатку достать надо! Чтобы потом её того, ну, чтобы загрузить… — опять, как на наивную городскую бестолочь, посмотрел на меня похититель крупного и рогатого скота.

— Ну так доставай! — начал я терять терпение.

Мужик обошел кругом «Победу» и открыл заднюю дверь со стороны тыла пассажирки. Мельком оглянувшись на меня, он вдруг цепко ухватил животное за хвост и, изображая перетягивающего канат пионера, потащил изо всех сил его на себя.

Животина отчаянно заревела, но всё же начала вприсядку пятиться назад. Скользя копытами по собственному дерьму и по победному железу.

Жулик, не стесняясь милиции, громко лаялся матом на непрерывно сруще-ревущую корову и, как истинный волжанин-бурлак, упорно тянул её из железного плена. И пусть не из болота, но уж точно, как бегемота.

К моему величайшему удивлению, мужичок постепенно начал побеждать здравый смысл, законы ветеринарной физики и примученное животное, многократно превосходящего его в весе. Копытом одной из задних ног корова уже скребла по асфальту.

Прошло совсем немного времени и полонянка наконец-то обрела свободу. Вытирая с себя свой пот и коровье дерьмо скомканной газетой, шустрый ковбоец постоянно косил беспокойными глазами в разные стороны. То на меня и на пистолет в руке сержанта, то на джунгли в виде пыльного бурьяна, раскинувшиеся от обочины и сразу же в непроглядную даль. Но сержант бдительности не терял, а кроме него еще и опер не спускал глаз с недруга животных.

— Какие-нибудь документы у него при себе были? — обратился я к старлею, — Мне протоколы заполнять надо и лучше бы это делать сразу по его документам, удостоверяющим личность.

— Держи! — старший патруля достал из кармана галифе и протянул мне две тёмных книжицы. Я разглядел техпаспорт и водительское с талоном предупреждений внутри. Парамонов Николай Иванович. Тысяча девятьсот сорок шестого года рождения.

В своих руках документы коровьего живодёра я надолго не задержал. Переписав в шапку бланка установочные данные, отдал их оперу Чаплыгину.

— Пробей его через дежурного на наличие судимости. И место работы, если в картотеке указано, пусть тоже узнает! — с удовольствием воспользовался я властными полномочиями руководителя следственно-оперативной группы.

— Теперь загружай её обратно! — скрепя сердце и скрипя душой, решил я продолжить мучения многострадальной коровы.

Меня совсем не удивило, что отловленный гаишниками мужик не взроптал. Стресс от жесткого задержания, тюремные перспективы, да еще и менты суетятся вокруг с пистолетами. Тут всё понятно. Но то, что не стала возмущаться уже изрядно натерпевшаяся корова, вот это меня поразило до глубины души и до всех моих милицейских печенок. Нет, никак невозможно спорить с классиком! Трижды был прав Александр Сергеевич! К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Точнее при всём желании не скажешь! И у них, оказывается, всё, как у людей. Грустно! Н-да…

Зачуханный оглоед развернул избушку с выменем к проезжей части передом, а задом всё к той же открытой двери автомобиля и попросил придержать её за рога. А сам, пока гайцы по моему кивку исполняли его просьбу, быстро обежал «Победу» и, открыв противоположную дверь, нырнул в донельзя засранный салон. Пробравшись к, на удивление, всё еще неоторванному коровьему хвосту, он, как клещ, вцепился в него. И снова начал исполнять уже виденный мной ритуал волжского пионера-бурлака. Только изнутри, из свободной от заднего дивана и спинки части салона «Победы».

Корова, уже было оправившаяся от издевательств и ставшая флегматичной, видимо не ожидала продолжения издевательств. Как сговоренная невеста, она для приличия немного поупиралась, но потом, мыча и пятясь раком, послушно взошла в на совесть сработанное чудо отечественного автопрома.

— Я в неё не сяду! — опер Чаплыгин оказался гораздо несговорчивей загруженной в автостойло крупно-рогатой скотины, — Там весь салон, включая лобовое стекло, в брызгах дерьма! — жалобно паниковал мой коллега по службе и по суточному дежурству.

Гаишники быстро и под мою диктовку написали рапорта, после чего бодро отбыли нести свои всенощные дорожные тяготы. А нам еще предстояло куда-то и кому-то сдать на ответхранение примерно четыреста килограммов живого веса. Задача далеко не самая простая, если учесть, что корова, это не ящик водки, её в угол кабинета не поставишь. И, если еще вспомнить, что на дворе почти ночь.

После долгих препирательств мы с дежурным опером таки пришли к консенсусу. Настаивать на том, чтобы он сопровождал воровской автомобиль с живой пеструхой, находясь внутри его, я не стал. Просто не решился на такую жестокость по отношению к товарищу.

Пришлось рискнуть, выторговав у опера обещание, что сохранность млекопитающего до утренней пересменки он взамен на моё послабление берёт на себя. Чаплыгин радостно пристегнул наручниками жулика к рулевому колесу и пригрозил, что лично расстреляет его, если тот превысит скорость в сорок километров. Или, если уклонится от строго оговоренного маршрута в сторону Октябрьского РОВД.

На всякий случай, перед тем, как тронуться в нелёгкий путь, я допросил коровьего упыря, расположив протокол прямо на капоте дежурного УАЗа.