— Кристин… Разве мы не старые друзья?

— Конечно.

— Тогда… ты должна немедленно исполнить все, что я попрошу?!

— Смотря, что ты попросишь, — ответила, смеясь, Кристин.

— Что бы я ни попросил, ты должна сделать это.

— Но если ты выпил полбутылки виски, как сегодня, я должна осторожно отнестись к твоим просьбам!

— Прошу тебя, спой нам сейчас.

— Спеть?! Сейчас?! Это невозможно…

Такой диалог между ними повторялся всякий раз, как будто он был обязательным ритуалом: он просил ее спеть, она извинялась и оправдывалась, он упорствовал, она отнекивалась и отговаривалась, но, в конце концов, соглашалась. Через несколько минут Кристин села за пианино и начала перебирать пальцами по клавишам. Сначала слышались разрозненные звуки, но в нужный момент она вдруг подняла голову, как будто услышала зов, которого ждала, закрыла глаза, лицо ее стало напряженным, она заиграла, и музыка разлилась повсюду. Зазвучал ее чистый высокий голос — она восхитительно запела песню Эдит Пиаф:

Non, rien de rien. Non, je ne regrette rien

Ni le bien qu'on m'a fait, ni le mal

Tout ça m'est bien égal…

Avec mes souvenirs j'ai allumé le feu

Mes chagrins, mes plaisirs,

Je n'ai plus besoin d'eux…

Je repars à zéro…

Car ma vie, car mes joies

Aujourd'hui, ça commence avec toi.

* * *

После вечеринки они пересекли площадь Сулейман-паши и направились к офису. Заки был совсем пьян, и Бусейна придерживала его сзади, чтобы он не упал. Заплетающимся языком он стал рассказывать ей, как выглядела площадь в былое время… Останавливаясь перед закрытыми лавками, Заки вспоминал:

— Здесь был прекрасный бар, принадлежавший одному греку, а рядом с ним парикмахерские, ресторан, магазин кожи «Лябурса нова»… Все магазины были просто стерильно чистыми, тут продавались товары из Лондона и Парижа…

Бусейна продолжала слушать, но следила за каждым его шагом, чтобы он не упал на улице. Они двигались потихоньку, пока не подошли к дому Якобяна. Заки остановился перед ним и прокричал:

— Видишь, какой чудесный архитектурный стиль?.. Это здание по сантиметру скопировали с того, что я видел в Париже, в Латинском квартале…

Бусейна попыталась легонько подтолкнуть Заки, чтобы он перешел улицу, но он продолжал:

— Знаешь, Бусейна, я чувствую, что дом Якобяна принадлежит мне… Тут я самый старый жилец… Каждый сын человеческий и каждый квадратный метр здания… Я знаю их историю… Я прожил здесь большую половину жизни, видел счастливые деньки и чувствую, что моя жизнь привязана к этому дому… Если его однажды снесут или с ним что-либо случится, в тот же день я умру…

Медленно и с трудом они смогли перейти улицу, подняться по лестнице и, наконец, дойти до квартиры.

— Прилягте на кресло, — предложила Бусейна.

Он посмотрел на нее, улыбнулся и, не спеша, сел. Было слышно, как он дышит, казалось, ему стоило огромных усилий, чтобы удержать ускользающее сознание. Бусейна заставила себя действовать без колебаний. Она прильнула к нему и сказала нежным голосом:

— Я прошу вас об одной услуге, вы можете кое-что для меня сделать?

Заки попытался ответить, но был настолько пьян, что не смог ничего произнести. Он продолжал смотреть перед собой и хрипеть. Он испугался, что умрет прямо сейчас. Бусейна собралась с силами и сказала:

— Я подаю в банк заявление с просьбой предоставить мне небольшой кредит… Десять тысяч фунтов… Я погашу его вместе с процентами за пять лет… Но нужна гарантия… Пожалуйста, не могли бы вы стать моим поручителем? — она положила руку ему на колено и прошептала это нежно нетвердым голосом. Он, несмотря на опьянение, прильнул лицом к ее щеке и поцеловал ее. Бусейна посчитала это согласием и радостно вскрикнула:

— Я так благодарна… Храни вас Бог…

Она встала, быстро достала бумаги из своей сумки и подала ему ручку.

— Подпишите здесь, пожалуйста.

Она подготовила настоящее заявление на кредит, но между бумаг всунула контракт Маляка. Заки начал ставить подписи, она держала его за руку, помогая, но вдруг он остановился, на лице проступило изнеможение, и он пробормотал заплетающимся языком:

— Ванная…

Секунду она молчала, словно не понимая. Он указал рукой и еле-еле проговорил:

— Я хочу в ванную!..

Бусейна отложила бумаги в сторону и с трудом подняла его. Он опирался на ее плечо, пока не вошел в ванную. Она закрыла дверь и повернулась, чтобы вернуться в комнату, но, дойдя до середины холла, услышала за спиной звук страшного удара…

* * *

В ту ночь в кафе «Groppi» было полно посетителей. Большинство из них — молодые влюбленные, которым было комфортно в приглушенном свете ламп, скрывающем их лица. Они обменивались знаками любви с уверенностью, что им никто не помешает. В заведение вошел человек лет пятидесяти, квадратный и грузный, в широком темном костюме, расстегнутой у ворота белой рубашке без галстука. Одежда настолько свободно сидела на нем, что казалась снятой с чужого плеча. Мужчина сел за столик у входа, заказал чашечку черного кофе и молча принялся оглядывать место, время от времени с беспокойством посматривая на часы. Приблизительно через полчаса в кафе вошел худосочный смуглый молодой человек в спортивной одежде и направился туда, где сидел «громила». Они горячо обняли друг друга, сели и заговорили вполголоса:

— Слава Аллаху, с тобой все в порядке, Таха… Когда ты вышел?

— Две недели назад.

— За тобой точно следят… Ты сделал, как сказал тебе Хасан, когда шел сюда?

Таха кивнул головой, и шейх Шакир заговорил снова:

— Брату Хасану можно полностью доверять… Связывайся со мной через него, он сообщит тебе место и время встречи. Обычно мы выбираем места, которые не вызывают подозрения… Например, вот это — кафе переполнено, здесь темно, оно подходит… Мы встречаемся и в общественных парках, в ресторанах, иногда в барах… Однако… Смотри не привыкай сидеть в барах…

Шейх Шакир рассмеялся, но Таха промолчал. Зависла тяжелая пауза, и шейх продолжал с горечью:

— Государственные службы безопасности развертывают сейчас преступную кампанию против всех исламистов… Аресты, пытки, убийства… Они открывают огонь по нашим безоружным братьям при задержании, а потом обвиняют их в сопротивлении властям… Настоящие бойни каждый день, на Страшном суде они ответят за кровь невинных… Я вынужден был оставить свою квартиру и перестать появляться в мечети… И изменил внешность, как видишь… Кстати, как ты находишь шейха Шакира в европейском варианте?

У шейха вырвался громкий смех, которым он попытался разрядить атмосферу, но тщетно… Тяжелая тень печали нависла над ними, и шейх поддался грусти, вздохнул, попросил прощения у Всевышнего и сказал: