Прошло добрых десять минут, в течение которых граф не спускал с нее глаз, наблюдая за точными, быстрыми жестами, восхищаясь ее спокойствием, которое необходимо было сохранять, чтобы не разозлить медовых мух еще сильнее, прислушиваясь к распоряжениям, которые она отдавала твердым голосом слуге, казавшемуся рядом с ней настоящей горой из плоти. Артюса обуревали противоречивые чувства: он забавлялся и одновременно пребывал в замешательстве. Она может рассердиться, что ее застали в браках, которые – и он в этом не сомневался – были более подходящей для сбора меда одеждой, чем платье. Безусловно, но общество неодобрительно относилось к переодеванию женщин в мужскую одежду,[58]каковы бы ни были на то причины, хотя непокорная Алиенора Аквитанская некогда проделывала это не раз.

Наконец, графу показалось, что сборщики меда закончили свою работу. Они шли в его сторону. Слуга осторожно нес два тяжелых ведра с янтарной добычей. Дама де Суарси развязала защитную вуаль, обнажив тяжелые белокуро-медные косы, собранные в пучок по обеим сторонам ее изящной головки.

Поравнявшись с графом, она сказала равнодушным тоном:

– Они сейчас успокоятся и полетят к своему царю.

Вдруг ее тон изменился, стал резким.

– Вы застали меня в нелепой одежде, которая мне не к лицу, мсье. Несомненно, было бы предпочтительней, если бы вы сообщили о своем визите, прислав ко мне одного из моих людей, а сами дожидались бы меня в мануарии.

Граф редко встречал женщин такой совершенной красоты, с высоким бледным челом, с выщипанными бровями по тогдашней моде. Он открыл было рот, чтобы произнести заранее приготовленные извинения, но она не дала ему возможности заговорить:

– Суарси, уверяю вас, всего лишь ферма. И все же там соблюдают правила приличия и не ведут себя как грубияны! Как вас зовут, мсье?

Черт возьми, гнев дамы едва не привел его в замешательство, его, солдата и охотника, одного из самых грозных фехтовальщиков Французского королевства! Да, он не привык, чтобы его вот так ставили на место. Он взял себя в руки и спокойно произнес:

– Артюс, граф д'Отон, сеньор де Маль, де Ботонвийе, де Люиньи, де Тирон и де Бонетабль, к вашим услугам, мадам.

Аньес словно окатила ледяная волна. Граф д'Отон был человеком, которого никогда не следовало грубо одергивать и уж тем более оскорблять. Разумеется, она всегда сомневалась, что он выступит в ее защиту, и все же эта могущественная тень превратилась в своего рода магическое заклинание, которое никто не осмелился бы произнести, чтобы не разочаровываться в недостаточности его власти. Далекий талисман. Впрочем, это была главная причина, по которой она запрещала себе приближаться к нему, чтобы искать справедливости. Если он оттолкнет ее от себя, как она это предвидела, она останется совсем беззащитной, одна против Эда, и не сможет больше надеяться на неожиданное чудо. А ведь сейчас, как никогда прежде, она нуждалась в своей вере.

Аньес закрыла глаза. Она тяжело дышала через приоткрытый рот, внезапно так сильно побледнев, что даже ее губы стали бескровными.

– Вам плохо, мадам? – забеспокоился он, протягивая к ней руку.

– Жара, усталость, ничего страшного.

Она выпрямилась и добавила:

– И Суарси. Вы забываете о Суарси.

– Суарси находится под защитой барона де Ларне, мадам.

– Он ваш вассал.

– Да, это правда.

Аньес присела в запоздалом, но изящном реверансе, который ее крестьянская одежда сделала еще более очаровательным.

– Прошу вас, мадам. Я грубиян, вы правы… Вы уже закончили с медовыми мухами?

– Жильбер приведет все в порядок. Они любят его. Он все делает неторопливо, и у него добрая душа. Займешься, Жильбер?

– Да-а, да-а, моя добрая дама. Я принесу мед и воск, не беспокойтесь.

– Вы выглядите измученной, мадам. До мануария вас довезет Ожье. Позвольте…

Граф наклонился, сложил руки в форме чаши, чтобы она могла поставить на них ногу. Аньес была легкой, мускулистой. Она села верхом, удобно расположившись в седле. Это была неприличная поза, когда речь шла о даме, но он нашел ее волнующей. Аньес совершенно не боялась норовистого жеребца, который привык лишь к своему хозяину. Она прекрасно держалась в седле. Артюс подумал, что Монж был прав. Теперь он сомневался, стоит ли говорить о подстреленном им голубе, боясь испортить этот чарующий момент.

Слишком быстро – поскольку он в пути наслаждался молчанием – они добрались до мануария. Аньес не стала дожидаться, когда он подаст ей руку, и ловко соскользнула на землю по боку Ожье, который даже не вздрогнул.

Прибежала Мабиль. Необычная бледность служанки укрепила Аньес в мысли, что этот человек был козырем, который она должна приберечь для себя.

Мабиль склонилась в глубоком реверансе. Значит, она видела его у своего хозяина.

– С вашего позволения, мсье, я переоденусь. А чтобы скрасить ваше ожидание, Мабиль подаст вам прохладительные напитки и свежие фрукты.

– У меня, мадам, – нерешительным тоном начал граф, похлопывая по кожаному ягдташу, привязному к седлу, – есть новость, которая доставляет мне немалое огорчение, поверьте.

– Дичь?

– Прискорбная ошибка.

Он вытащил из ягдташа уже окоченевшего голубя, нежная лиловая шея которого была изуродована подтеками застывшей крови.

– Вижиль…

– Значит, он ваш.

– Конечно, – прошептала Аньес, пытаясь сдержать слезы, заволакивавшие ее глаза.

– Ах, мадам, как мне жаль. Он пролетал над моим лесом, я пустил стрелу и…

Мабиль, словно обезумев, бросилась к птице, тараторя:

– Я заберу его, мадам, не…

– Не трогай!

Резко, словно удар хлыста, прозвучал приказ. Аньес заметила послание, обвивавшее лапку птицы.

– Не трогай, я сама этим займусь.

Девушка отступила под недоуменным взглядом графа д'Отона. По ее бегающим глазам и дрожавшим губам Аньес поняла, что именно Мабиль была автором послания, однако ей удалось сохранить спокойствие.

Талисман. Этот человек уже совершил маленькое чудо, поскольку Аньес не сомневалась, что послание было адресовано Эду. Теперь стало понятно, как переписывались сообщники: благодаря выдрессированному прекрасному голубю, так щедро подаренному ей сводным братом. Грусть от утраты Вижиля мгновенно прошла. Аньес с улыбкой повернулась к тому, кто еще не осознавал, какую помощь он ей оказал.

– Я… дикарь. Умоляю вас, мадам, поверьте. Я был уверен, что по небу летит маленький фазан. Он летел достаточно высоко и…

– Мсье, прошу вас. Ваша ошибка опечалила меня, поскольку я дорожила этой птицей, но… другие не были бы столь учтивы и не принесли бы мне птицу. Дайте мне несколько минут. Я скоро вернусь.