– Да, грубиян, сегодня вечером это слово как нельзя лучше характеризует меня. Прошу вас, мадам, забудьте о столь неприличном вопросе.

– Но почему, мсье? Мессир Гуго не был супругом, о котором по ночам мечтают девушки. Впрочем, он относился к своей супруге учтиво и уважительно. Добавьте к этому, что сама я никогда не мечтала по ночам. Речь шла об оказанной мне чести.

– Какая жалость, мадам.

– Безусловно.

Вдруг ему стало тяжело при одной мысли, что его ненасытное любопытство причинило этой молодой женщине боль.

– У меня такое чувство, что я вел себя как бесчувственный чурбан.

– Нет, что вы, мсье, в противном случае я этого не потерпела бы, несмотря на все мое уважение к вам… Я думаю, что Гуго был моим спасительным плотом, как говорят моряки. Он был таким же надежным. Мне едва исполнилось тринадцать лет. Моя мать покинула этот мир, когда я была совсем ребенком. Что касается баронессы, да хранит Господь ее душу, она предпочитала астрономию и не посвящала меня в тайны семейной жизни. Одним словом, я ничего не знала о супружеской жизни… о том, какие обязанности она возлагает.

– Она может доставлять и удовольствие.

– Судя по всему, да. Так или иначе, Гуго нельзя отказать в терпении. По моему мнению, единственной его грубой ошибкой было то, что он бросил Суарси на произвол судьбы. Гуго был воином, а не мызником и еще меньше управляющим. Большинство земель пришло в запустение, а некоторые стали неплодородными, и эту беду уже не поправишь.

– Почему же после смерти мужа вы не сблизились с вашим братом? Жизнь в Ларне была бы менее тягостной для молодой вдовы и ее дочери.

Лицо Аньес окаменело. Горькая складка у ее губ просветила графа лучше, чем слова. Он сразу же сменил тему разговора, выяснив то, что хотел узнать с самого начала ужина.

– Этот паштет из цепей – настоящее чудо.

Артюс почувствовал, что Аньес делает над собой усилие, чтобы вернуться к легкой беседе, и его охватила странная нежность.

– Правда? Эти маленькие животные обожают ромен1, который мы разводим. Ромен придает им приятный вкус, который мы усиливаем, добавляя обжаренный лук. Если они нам оставляют несколько листочков, мы кладем их в суп или в салат.

Затем Мабиль подала зажаренный кабаний оковалок, политый почти черным соусом из сока незрелого винограда, вина, имбиря, корицы и гвоздики. Гарниром к нему служило пюре из бобов и тушеных яблок. Едва служанка ушла на кухню, как Артюс сказал:

– До чего же странная девица.

«Она боится, что я пойму смысл послания, привязанного к лапке Вижиля, – вот чем объясняется ее странность», – подумала Аньес. Она посмотрела своими серо-голубыми глазами прямо в темные глаза графа и сообщила:

– Это подарок моего сводного брата Эда.

По ее тону граф понял, что Аньес прекрасно обошлась бы без этой девицы и что она не доверяет ей.

Ужин продолжался. Аньес перевела разговор на приятные, легкие темы. Беседа вновь наполнилась остроумными шутками, учеными историями, поэтическими цитатами. Недавнее замечание графа нисколько не рассердило Аньес. Напротив, он позволил ей намекнуть, что она испытывает отвращение к своему сводному брату. Впрочем, никаких неосторожных слов она не произносила. Если граф входил в число друзей Эда, Аньес всегда могла сказать, что он неправильно истолковал ее тон. Объяснением этому могла бы послужить и непредсказуемая переменчивость настроения, свойственная женщинам.

Аньес добилась своей цели: Артюс увлекся ею и их беседой. Теперь она могла как следует рассмотреть его. Он был высоким, на полторы головы выше ее – хотя для женщины она была высокого роста, – темноволосый, с темными глазами, что было необычно для этого края, где преобладали мужчины со светло-каштановыми или белокурыми волосами и голубыми глазами. Он носил волосы до плеч, как того требовала мода от знатных особ. В его волнистых прядях блестели редкие серебряные нити. У него был красивый прямой нос, подбородок, свидетельствовавший о властном характере, но и о нетерпеливости тоже. Несмотря на крупное, мускулистое тело он держался с удивительным изяществом. Обветренный из-за долгих прогулок верхом лоб прореживали глубокие морщины. Одним словом, прекрасный образчик.

– Вы рассматриваете меня, мадам, – раздался весьма довольный густой голос.

Кровь бросилась в лицо Аньес. Но она уклонилась от прямого ответа.

– У вас прекрасный аппетит. Это делает честь моему дому.

– Это и для меня честь, поверьте мне.

Аньес заметила веселую искорку в его глазах. Вдруг улыбка слетела с губ графа. Он машинально поднял руку, как бы призывая к молчанию. Слегка наклонив голову в сторону низкой двери, он прислушался.

Аньес чуть не поперхнулась. Клеман.

Артюс д'Отон встал и неслышно, словно кошка, направился к двери. Что ей оставалось делать? Закричать, сделать вид, что на нее напал кашель? Громко и отчетливо крикнуть: «Что происходит, мсье?», – чтобы предупредить ребенка? Нет. Граф сразу же догадается о ее хитрости, и она испортит все то хорошее, что было до сих пор.

Граф резко распахнул дверь. Клеман ввалился в комнату, как мешок с отрубями. Безжалостная рука поставила его на ноги, схватив за ухо:

– Что ты здесь делаешь? Ты шпионишь?

– Нет, мессир, нет.

Клеман, объятый паникой, посмотрел на Аньес. Артюс мог избить его до полусмерти, если бы захотел. Увиливать было невозможно. Дама де Суарси лихорадочно размышляла.

– Клеман… Подойди ко мне, мой сладкий.

– Это один из ваших людей?

– Лучший из них. Мой страж. Он следил за вами, дабы убедиться, что его даме не грозит никакая опасность.

– Он слишком мал, чтобы быть грозным стражем.

– Разумеется, но он полон отваги.

– А чтобы ты сделал, мальчик мой, если бы я проявил дурные намерения в отношении твоей дамы?

Клеман вынул разделочный нож, который он всегда носил с собой, и ответил серьезным тоном:

– Я бы вас убил, мсье.

Граф захохотал. Между двумя приступами громкого смеха он все же сумел сказать:

– Знаешь ли ты, молодой человек, что я считаю тебя способным на это? Ложись спать. Ничего с твоей дамой не случится, слово чести.

Клеман посмотрел на Аньес. Та слегка кивнула головой, и мальчик исчез, словно по мановению волшебной палочки.

– Вы рождаете прекрасные порывы, мадам.

– Он еще ребенок.

– Который проткнул бы меня ножом, если бы в этом возникла необходимость, я в этом уверен.

В этот момент в комнату вошла Мабиль. Ее глаза блестели от любопытства.

– Тысяча извинений… Мне показалось, что вам нужна помощь, мадам.

– В самом деле… Мы ждем третьей перемены, – сухо ответила ей Аньес.