Катя собрала со столика использованную посуду.

– Воронин с юных лет писал стихи, неоднократно пытался их опубликовать, но безуспешно. Создавать вирши вроде: «Широко шагает рабочий класс, и я иду с ним в ногу» он не хотел. А многим поэтам, творчеством которых мы восхищаемся, пришлось на заре своей литературной карьеры накропать поэмку про коммунизм, его вождей, чтобы получить статус «нашего человека», а потом уж приносить для публикации свои настоящие работы. Андрей Вознесенский, например, издал оду Владимиру Ленину, поэму «Лонжюмо», Евгений Евтушенко отметился стихом «Ленин поможет тебе». В дальнейшем эти авторы старались не вспоминать об этом периоде своей жизни. Но ведь было, было, многие тогда приспосабливались. Но не все!

Глеб Сергеевич явно обладал незаурядным поэтическим потенциалом, но он не желал быть конформистом, поэтому писал в стол. А потом, когда Петя слегка подрос, его воспитателя осенило, что он сможет публиковать свои творения. Так родился проект мальчик Пушкин. Глеб начал читать Пете стихи, познакомил его с поэзией Серебряного века, с Гомером, Шекспиром… Когда Пете исполнилось восемь, Воронин задал ему не детский вопрос:

– Хочешь не ходить в школу, а вместо этого встречаться с разными людьми, которые будут тебя хвалить, восхищаться тобой, каждый день дарить тебе игрушки и конфеты?

– Да, – обрадовался ребенок.

– Тогда слушай меня, – велел воспитатель, у которого в голове уже созрел план.

Опекун велел Пете переписать часть своих стихов в толстую тетрадь. Объяснил, что надо солгать главному редактору: «Автор я». И заучить наизусть небольшое стихотворение «Дождь. Туман. На сердце мгла…»

– Редактор не поверит, что ты поэт, – объяснил Воронин, – а ты предложишь прямо при нем придумать стих. Отвернешься к окну и прочитаешь.

– Вдруг не получится? – занервничал мальчик.

– Не бойся! Все будет хорошо, – успокоил его Глеб, – мы потренируемся.

Несколько месяцев Воронин учил Петю, как сыграть роль, потом отвез его к редакции толстого журнала. Все сложилось лучше некуда. У маленького Пети оказался незаурядный актерский талант.

Екатерина скривилась:

– Вот так и родился мальчик-гений, мальчик Пушкин, грандиозный обман! Удивительно, что он удался. Петя наслаждался незаслуженной славой, получал за выступление деньги, подарки, почти не посещал школу и чувствовал себя счастливым. Он побывал во многих городах России, летал в ГДР, Болгарию, другие соцстраны. Его выпустили даже в мир капитализма. Пете вручали разные премии. Когда Валентин Петрович умер, Глеб оформил над воспитанником опеку, и они переехали жить в хоромы психиатра.

– Невероятная история, – только и смогла произнести я, когда Катя замолчала.

– Но это правда, – грустно сказала рассказчица. – Почему ты не спрашиваешь, откуда я знаю про Глеба, Петю, с какой стати сижу в этом бункере, кто его оборудовал и с какой целью?

– Хотела задать эти вопросы, да ты меня опередила, – объяснила я.

Екатерина допила вино.

– Мальчик Пушкин мой отец. После того как ребенок-гений перестал вызывать интерес у публики, он спешно женился и родилась я. Петр Фирсов, мой биологический отец, покончил с собой, когда мне исполнилось два года. Он так и не смог смириться с потерей славы. И мама моя вскоре за ним ушла, она тяжело заболела. Я родителей не помню, меня воспитывал Глеб, я считала его своим отцом, да он им и был на самом деле. Вот за что спасибо главному «ведьмологу и колдунисту», так это за объединение однушки и своих апартаментов. Воронин-то был прописан там, квартиру никто отнять не мог, Глеб Сергеевич меня удочерил, я тоже получила законное право жить в хоромах. Когда прошел не один год после смерти Валентина Петровича, папа…

Екатерина обхватила себя руками.

– Ну, не могу называть Глеба иначе, он мой отец. Папа стал разбирать архив психиатра, приводить в порядок его бумаги, библиотеку. А потом… Мне тогда едва исполнилось десять. Я прибежала из школы с пятеркой по математике счастливая до невозможности. Мне точные науки не давались, а тут отлично! Я раскрыла на лестнице дневник и позвонила в дверь. Когда папа открыл, я сразу ему оценку сунула под нос, и давай плясать и петь:

– Я умница!

Обычно Глеб очень радовался моим успехам. А тут просто сказал:

– Молодец.

Я замерла, смотрю, у него лицо и глаза красные, нос распух. Я спросила:

– Ты заболел?

Он улыбнулся:

– Нет, нет, это аллергия на пыль, я добрался до антресолей, а там никто сто лет не убирался. Пойдем в кафе-мороженое, надо отметить твой успех.

Вроде все было хорошо, но папа стал какой-то странный. Потом он начал куда-то ездить, утром укатит, вечером вернется весь грязный. Глеб работал смотрителем в музее, зарплата была небольшая, но мы нормально жили, я по малолетству не удивлялась, не спрашивала откуда деньги. Друзей у отца не было, домашний телефон всегда молчал. И вдруг какие-то люди стали звонить, правда это недолго продолжалось, потом аппарат опять онемел. Затем папа заболел. Врачи пообещали ему год жизни, но отец продержался до моих девятнадцати. Он очень боялся, что меня отправят в детдом. В тот день, когда я получила паспорт, а его тогда выдавали в шестнадцать лет, папа привез меня сюда. Мы стояли около заброшенного дома. Было лето. Все зеленое. Воздух замечательный, птицы поют. Отец отпер входную дверь, мы с ним прошли по коридорам, потом он открыл, как я решила, пустой шкаф, стоя в коридоре, дернул за ручку, пол обвалился, вместо него появилась складная лестница, и мы спустились сюда. Постояли молча, мне стало очень страшно, я заплакала. Отец вывел меня на свежий воздух, посадил на поваленное дерево и рассказал, что, разбирая документы Валентина Петровича, он нашел в ящике стола ключ, который не подходил ни к одному замку в квартире. А потом, когда Глеб стал наводить порядок на антресолях, за старыми чемоданами с ненужным барахлом в задней стене обнаружил дверцу. Она легко открылась таинственным ключом, внутри лежали толстые тетради и папки с документами.

Екатерина поставила локти на стол и оперлась подбородком на сцепленные в замок пальцы.

– Отец изучил бумаги. Он узнал, что бабушка Валентина Петровича была женой купца Григория Власова, он построил дом, в котором мы сейчас сидим. В интернете представлена ложная информации про Ведьмин Луг и особняк, будто дому не одна сотня лет. Но это не так. Григорий возвел его в тысяча девятьсот первом году, поселился там с молодой супругой Марфой. Почему вовсе не бедный мужчина спрятался подальше от посторонних? Ответ прост: Григорий был колдуном, Марфа ведьмой. Вдвоем они занимались знахарством, предсказывали будущее, прерывали нежелательную беременность, избавляли от сглаза, порчи, могли сделать заговор на смерть. А еще парочка изгоняла бесов. Для этой цели в подвале устроили небольшое помещение, где держали одержимых. Таким людям требуется помощь психиатра, но наличие в семье бесноватого обычно скрывалось от посторонних. Да и психиатры в те времена плохо понимали, как лечить душевнобольных. Подопечные Власовых часто умирали, тогда их хоронили на стихийно возникшем погосте. В конце двадцатых годов пара чернокнижников скончалась от непонятной болезни. От той же заразы умерли и их дочь Варвара вместе с мужем Петром. Крохотного Валентина, внука Григория и Марфы забрала его нянька, Миропия Андреевна. Она усыновила мальчика, он стал Фирсовым.