– Ты для дела фотографируешь? – спросил Глеб с интересом. – Ты специально сюда хотела приехать?

– И да и нет… Август кончается. Хочется попрощаться с летом. А здесь, пожалуй, лучше всего это сделать, – объяснила Евгения.

– Пожалуй, ты права… Вся Москва как на ладони! – согласился Глеб.

– Только сегодня, только здесь – поймать эти последние краски лета, – продолжила Евгения. – Сохранить впечатление…

– Профессиональная камера?

– Да. Это хороший аппарат, современный… – Евгения с гордостью подняла вверх свой фотоаппарат с длинным съемным объективом. – Но… но моя старая «лейка»… Я ее лишилась, похоже, навсегда.

«Ну вот, кто о чем, а я… А я опять о своей «лейке»! Захочет ли он слушать?» – подумала Евгения.

Но Глеб смотрел на нее не отрываясь, он явно хотел слушать.

– У меня отец был фотограф и дед тоже… – опершись локтями о мраморные перила, начала Евгения. – А «лейка» – это прародительница всех современных фотоаппаратов, знаешь?.. Ее изобрел инженер Оскар Барнак, который работал на фирме Эрнста Лейтца… Дело было в начале двадцатых годов двадцатого века. Раньше ведь фотокамеры были огромные, громоздкие, неудобные, а «лейка»… «лейка» сделала фотографию массовой.

Кажется, Евгения волновалась – голос у нее вдруг задрожал. Глеб осторожно, ободряюще пожал ее руку. Евгения продолжила:

– У меня дед участвовал в Гражданской войне в Испании, против франкистов. Вместе с антифашистскими интербригадами. Вру, не воевал, а снимал все на пленку. «Гренада, Гренада, Гренада моя…»[4]Ему в тридцать восьмом подарили «лейку». Дед называл себя «лейкацитом» – то есть поклонником «лейки».

– Эту самую камеру тебе не хочет отдать твой бывший? – спросил Глеб.

– Да. Дед потом по фронтам Великой Отечественной с ней ездил – аж до Берлина. А после войны передал фотоаппарат отцу. Отец был фотожурналистом. Я не помню отца, – нахмурилась Евгения – она редко кому рассказывала о своем прошлом. – Он меня очень поздно родил, ему уже за шестьдесят было.

– Ого!

– Да, представь себе. И «лейка» перешла ко мне по наследству. Я тоже стала фотографом. Причем «лейка» прекрасно работает до сих пор. Она – вечная. Неубиваемая. Качество снимков – выше всяких похвал. Муторно, конечно, с пленкой возиться, но… оно того стоит. Моя «лейка» может дать фору всем современным цифровым камерам. Она чудесна.

– Если бы мне это сказала тогда… Я бы это понял. Я бы сам с тобой пошел к твоему Толику, – серьезно произнес Глеб.

Евгения посмотрела ему в глаза. «Понял бы. Пошел бы со мной… Не врет», – мелькнуло у Евгении в голове.

– Прости, что я придумала этого ребенка, но… – Она беспомощно вздохнула.

– Как же фотоаппарат оказался у Толика?

– Да по дурости моей! – с досадой воскликнула Евгения. – Мы разъезжались с Толиком, я перепутала коробки и сунула камеру в его вещи. Причем обнаружила пропажу не скоро… а как поняла – обратилась к Толику. Но ему же нужно надо мной свою власть показать, ему же надо меня унизить…

– Он вернет тебе «лейку», – пообещал Глеб.

– Ой, да ладно, я уже успела с ним разругаться в пух и прах… – Евгения махнула рукой, вспомнив, как Толик пытался задушить ее в старом доме. – Все мой характер дурацкий… Да, а ты кто по профессии? Почему мы только обо мне…

– Я – переводчик.

– Да? Как здорово! С какого языка? – обрадовалась Евгения. Меньше всего она хотела, чтобы ее знакомый оказался каким-нибудь менеджером или банковским специалистом. Она всегда подозревала, что ни менеджер, ни банковский специалист, ни консультант по какому-нибудь ребрендингу не поймет ее.

– С немецкого. Но я не с людьми работаю. Я книги перевожу…

Они снова сели в машину, поехали вдоль набережной. Глеб немного рассказал о себе, Евгения – еще о своей драгоценной «лейке». Глеб поведал о Фридрихе Бергере. Евгения – почему они с Толиком развелись. Преподнесла историю о своем разводе в юмористическом ключе, отчего Глеб долго смеялся.

– Сворачиваем или в парк? – спросил он.

Только сейчас Евгения сообразила, что они находятся перед воротами, ведущими в парк имени Горького. Эх, гулять так гулять…

– В парк! – попросила она.

Они проехали в старый парк, оставили машину на стоянке.

Уже опустились сумерки, а они все ходили по аллеям и говорили, говорили… Евгения не помнила, чтобы когда-либо с таким удовольствием и так откровенно с кем-то беседовала. Она была абсолютно захвачена Глебом, все нервы ее были напряжены до предела, душа – полностью открыта. А еще Евгению так и подмывало спросить Глеба о его семье. Она должна знать об этом человеке все! У него же тогда, в прошлую их встречу, было на руке кольцо!

Значит, у Глеба должна быть жена. И дети – сто процентов. «Спросить или нет? – лихорадочно думала она. – Но как-то неприлично… И как спросить: «Глеб, почему ты сегодня без обручального кольца?» Ох, глупо – в лоб, бесцеремонно… Простота хуже воровства! Но я-то ему про Толика все рассказала! – сама себе возразила Евгения. – Нет, спрошу. Он не станет лгать, этот Глеб. Скажет правду – да, жена есть, и дети. Двое (мне почему-то кажется, что именно двое!). Так вот. Он мне все это скажет, я в ответ мило улыбнусь, а потом… а потом совру, что устала и что мне пора домой. И мы расстанемся. Хотя глупо как-то. Зачем тогда мы встречались сегодня? О деньгах, которые я у него тогда заняла, он и слышать не хочет… В самом деле, зачем я рассказываю ему обо всем, зачем он смотрит на меня, зачем я несу в руках этот цветок, зачем мы поехали в этот парк, зачем этот вечер? Зачем мы вместе?..»

– Глеб… Глеб, у тебя есть семья? – все-таки, не выдержав, спросила Евгения и стиснула зубы, напряглась – словно готовясь к удару.

– Нет, – не сразу ответил тот.

Выдохнув, Евгения позволила себе немного расслабиться.

И тут же расстроилась – зачем он врет? Наверное, специально перед этим свиданием снял с пальца обручальное кольцо…

Они в этот момент стояли у пруда. Стремительно темнело, в черно-синей воде отражались фонари, со всех сторон доносилась музыка. Мимо то и дело проходили парочки – смех, звуки поцелуев… Романти€к. Сцена из старого кино – про жизнь счастливую, простую, правильную…

И даже то, что они с Глебом сейчас гуляли по старому парку, тоже выглядело как-то ненатурально, слишком красиво. В жизни так не бывает! В жизни одни проблемы.

В жизни люди лгут и притворяются. Она, Евгения, уже лгала – о ребенке, которого у нее якобы отняли, и он, Глеб, тоже лжет – о том, что никакой семьи у него нет.

– Надо же… – растерянно пробормотала она и отвернулась.

– Не знаю даже, стоит ли рассказывать о себе все?.. – Глеб, словно почувствовав ее настроение, взял Евгению за руку. – Потому что моя история – не самая красивая и не самая приятная. Да и я в ней, если честно, выгляжу дураком.