— Я думаю не о себе, — мрачно признался Михаил. — При мысли о том, что Анастасия Петровна могла… могла увлечься таким, как он…

Договаривать он не стал. Он только что понял, что не столько ревнует к сопернику, сколько боится, что непредсказуемый Осоргин испортит Анастасии жизнь — и, может быть, навсегда.

— Вы зря беспокоитесь, Михаил Петрович, — заметила графиня. — Пока жива Натали, она никого не подпустит к тому, что считает своей собственностью.

— А как же Диана?

— А что Диана? Осоргин уже с ней расстался, насколько мне известно. Она стала закатывать слишком утомительные сцены, а мужчины не любят, когда театр перемещается в жизнь.

Михаил вряд ли мог надеяться соперничать с графиней в знании человеческой природы, а потому предпочел ничего не ответить. Он условился со своей собеседницей, что побывает в Каменном переулке и постарается разузнать как можно больше о Софи и круге ее общения, после чего попрощался с Верой Андреевной и удалился.

Судьба оказалась к Михаилу благосклонна, хоть и следует сказать, что поначалу он ее благосклонности даже не осознал. Дело в том, что, когда он добрался от виллы графини до центральной части города и шагал мимо роскошной гостиницы «Англия», — или, как ее предпочитали именовать на французский лад, «Англетер», — у сапога нашего героя лопнула подошва. В сердцах Михаил употребил кое-какие нелитературные слова, которые мы тут не станем приводить, и только тут заметил, что каблук на другом сапоге тоже держится на честном слове и вот-вот отвалится. Кое-как писатель доковылял до Каменного переулка и, завидев вывеску сапожника, бросился туда. Сапожник осмотрел обувь Михаила с глубокомысленным видом ученого, которому встретилась неизвестная ему ранее бабочка, и, не скрывая своего сомнения, сказал, что попытается поправить дело, но вообще сапоги перешли уже в ту фазу своего существования, когда починка будет следовать за починкой, в то время как сами они новее от нее не станут, и если их состояние и улучшится, то ненадолго.

— Вы могли бы починить их прямо сейчас? — сказал Михаил, доставая кошелек, полученный от графини. — Я очень тороплюсь.

Все с тем же сомнением сапожник сказал, что примется за работу, но собеседнику придется подождать. Чувствуя себя по-дурацки без обуви и босым, Михаил сел на предложенный ему жесткий стул.

— Тут рядом лавка Мюллера, — добавил сапожник, — он принимает вещи в заклад, и само собой, продает то, что владельцы не успели выкупить. Я не настаиваю, господин, но, уж верьте слову, лучше вам поискать другие сапоги, пока эти окончательно не развалились. Он недорого берет, не то что некоторые, так что, если у вас нет денег на новую обувь…

Михаил встрепенулся.

— Мюллер, Мюллер… где-то я совсем недавно видел эту фамилию… — Он сделал вид, что припоминает. — Ах да! В газете же писали о девушке, которую вытащили из реки. Он ей не родственник, случаем?

— Нет, этот Мюллер — брат моей жены, — деловито ответил сапожник, принимаясь за работу, — а тот Мюллер, о котором вы говорите, совсем другой и нам не родственник. Он живет дальше, если вы пройдете по улице, там желтый дом и внизу лавка, где торгуют всякой снедью. Если он вам нужен, спросите у кого-нибудь, вам подскажут, где он.

— Да я не думаю, чтобы он был мне нужен, — бойко отвечал Михаил, все больше входя в роль, — а он что, торговец?

— Да, но лавка в доме не его, а сам он торгует на разнос. — Сапожник наморщил нос, показывая, что торговцы-разносчики не чета солидным людям, имеющим свои заведения. — Его семья живет под самой крышей. Супруга моя хорошо знает его жену Шарлотту… гм! Тут у вас, господин, еще с одной стороны скоро дырка будет…

— Ну так залатайте ее, — нетерпеливо промолвил Михаил. — А что Шарлотта, что вам о ней известно?

— Хорошая женщина, когда-то была в услужении, потом вышла замуж за Петера, — равнодушно ответил сапожник, поворачивая сапог, чтобы удобнее было с ним работать. — Деньги у нее кое-какие водились, Шарлотта хотела продавать ткани, но дело не пошло. Теперь она шьет, хотя в последнее время у нее не так много заказов. Зрение стало плохое, — пояснил он. — Ну и шесть детей тоже требуют внимания.

— А Софи, которая цветочница, старшей была?

— Да, старшей. — И сапожник замолчал.

— Мне кажется, я даже видел, как она продавала цветы, — подал голос Михаил. — В кафе Вебера… — Собеседник молчал, и, вспомнив инструкции графини Вильде, писатель решился на хитрость: — Скажите, а тот Мюллер, который ваш родственник… у него и впрямь могут сыскаться приличные сапоги на мой размер? Я бы купил, наверное, только вот беда: я сижу тут босой, неловко как-то идти к нему…

— Это ничего, — тотчас же откликнулся сапожник, — я вызову жену, она сходит к брату и принесет вам сапоги, выберете и заплатите ей. Марта! Марта! Тут господин хочет сапоги себе подобрать у твоего брата…

На зов в мастерской объявилась колышущаяся тучная супруга сапожника, а вместе с ней явился пепельно-серый кот, не то чтобы тучный, но откормленный, холеный и явно довольный своей долей. «Марта, пожалуй, может мне рассказать куда больше, чем ее супруг, — сообразил писатель. — Только как бы ее разговорить?»

Кот походил вокруг него кругами, потом сел, обернул хвостом лапки и прищурил на писателя свои загадочные зеленые глаза. Михаил погладил кота, похвалил его и выслушал бурчание сапожника, что кот — большая шельма, только вот мышей ловит так, что те и пискнуть лишний раз не успевают. Вернулась Марта, ходившая в лавку брата, и принесла с собой сразу семь пар сапог, башмаков и ботинок, ношеных, но еще довольно приличных. Михаил еще раз похвалил кота, чтобы задобрить хозяйку, после чего стал примерять обувь и как бы между делом задавать вопросы о тех Мюллерах, которые не родственники жене сапожника.

— Ах, господин, вы даже не представляете, до чего мне жаль Шарлотту, — сказала Марта, расчувствовавшись и колышась, точно студень. — Ведь к ней приходил полицейский и все расспрашивал, что да как, да не могла ли Софи наложить на себя руки.

— С чего бы ей решаться на такое? — спросил Михаил с обманчивой рассеянностью, делая вид, что оценивает надетые на нем сапоги (которые на самом деле немилосердно жали и, конечно, ему не подходили).

— Ну вот, например, у Софи был жених, Карл Гаус. Его отец тоже сапожник, но он на Новой улице живет. Это ближе к монастырю, — пояснила она, видя, что Михаил не понял. — Ну вот полицейский и хотел знать, уж не поссорилась ли Софи с женихом. А они ведь ссорились, только потом всегда мирились… Как вам сапожки? Я вижу, что в голенище широковато, но это без труда можно поправить…

— Да я их надел и понял, что они все-таки жмут, — вздохнул Михаил и стал снимать обувь. Он возился так долго, что Марта подошла и стала без всяких околичностей стягивать с него сапоги, чем вогнала его в краску.

Другая пара сапог оказалась гораздо лучше, о чем он сразу и заявил хозяйке.