— Значит, у Софи был жених, с которым она ссорилась? — спросил он, чтобы вернуть собеседницу к тому месту, в котором она прервала свой рассказ. — Из-за чего же?

Сапожник желчно усмехнулся и прищурился.

— Известно, из-за чего, — пробурчал он. — Хвостом много вертела…

— Ганс! Ну мало ли что о ней говорили, это ничего не значит…

— А то, что ее видели в ювелирной лавке, где какой-то господин покупал ей золотую цепочку, тоже пустяки? Или, может, на него такое впечатление произвели ее цветочки? Ха!

— Не обращайте на него внимания, — сказала Марта писателю. — Ну да, о Софи болтали всякое, а что же поделать бедной девушке? Отец ее все приданое жены истратил без толку, у бедной Шарлотты зрение совсем никакое, младшие еще маленькие, и все есть хотят. Конечно, Софи и старалась… устроиться.

— От таких устройств случаются дети, — буркнул сапожник. — Вот потому ее и в воде нашли, я думаю…

— Ганс, ну что ты несешь! Я же говорила с Шарлоттой, и с Петером, и с детьми говорила… Никто не понимает, что случилось. Софи ни на что не жаловалась, она вообще последнее время была в приподнятом настроении. В субботу вечером договорилась с Карлом пойти гулять в аллею… Ей-богу, господин, это ваши сапоги, точно как на вас по мерке сделаны. Ганс, посмотри!

— Да, хорошие сапоги, кажется, — промямлил Михаил. Он был раздосадован тем, что рассказ прервался на самом интересном месте.

— Пять флоринов, — объявила Марта, и по ее тону писатель понял, что торговаться с ней будет нелегко. — Новые вам встанут не меньше семи, и то, разочтите, сколько придется их делать.

— С вашего позволения, я сначала померяю остальную обувь, — сказал Михаил, — а эти пока отложу. Может быть, мне еще что-то подойдет…

Он не заметил, что пока он расспрашивал сапожника и его жену о Софи и ее родных, мимо открытой двери в мастерскую прошел какой-то господин. Услышав, о чем идет речь, он заинтересовался и остановился неподалеку, делая вид, что рассматривает вывески.

— Так что же Карл, пошел он с ней гулять? — как можно небрежнее осведомился Михаил, примеряя ботинки из мягчайшей кожи, которые, однако, все же оказались ему великоваты.

— Вы о Софи? Ну да, они погуляли, потом он вернулся домой, а Софи домой не пришла… Те ботинки, которые вы примеряете, настоящие английские, но за шесть флоринов можем договориться.

— Жаль, что они мне велики, — вздохнул Михаил, — а то я бы взял. А почему Карл не проводил Софи до дома?

Марта изумилась. Судя по всему, подобный вопрос даже не приходил ей в голову.

— Почему не проводил… не знаю, у него, наверное, надо спросить. А почему вас так интересует это дело?

И тут не только Марта, но даже кот ее поглядели на писателя с нескрываемым подозрением.

— По правде говоря, я работаю в одном иностранном журнале, — сказал Михаил, сообразив, что отрицание ему ничего не даст: он слишком явно обнаружил свой интерес к случившемуся. — Пишу для него корреспонденции. Я прочитал в газете о Софи Мюллер, потом пошел чинить сапоги, увидел вывеску вашего брата, и как-то так, слово за слово, все и получилось. Я думал, что могу написать о погибшей девушке пару строк, но вы же знаете читателей: им надо разъяснить суть дела. Ну вот, допустим, если бы Софи поссорилась с Карлом и он столкнул ее в воду — это одно, а если они поссорились и она утопилась — совсем другое.

— Чтобы Софи утопилась из-за Карла? — фыркнула Марта, поводя своим необъятным бюстом. Кот не сводил с Михаила подозрительного взгляда, слегка шевеля кончиком хвоста. — Быть такого не может! Он с ней ссорился, конечно, но стоило ей позвать его обратно — и он снова к ней прибегал. И зачем ему толкать ее в воду, скажите на милость? Ведь тогда он не получит ни гроша из приданого, которое она копила.

— Допустим, — покладисто согласился Михаил, — но почему ее тогда выловили из реки?

Сапожник хрипло рассмеялся.

— Я уже говорил вам, господин, почему, — заметил он. — Не стоило ей себя вести так, как она себя вела… С вас за починку сорок крейцеров. Обувь-то покупать будете? Я вам как на духу говорю: те сапоги, которые вы носите, я, конечно, постарался сделать, что мог, но они и недели не прослужат.

— Вот что, — сказал Михаил, роясь в кошельке, — я возьму сейчас вторые сапоги, которые я мерил. Пять флоринов и сорок крейцеров… о, у меня даже без сдачи есть, вот, держите. Насчет ботинок я подумаю, но они все же великоваты, и потом…

— Пять с половиной флоринов, — вмешалась Марта, видя, что у покупателя серьезные намерения. — И мой муж уменьшит их так, чтобы они пришлись вам по ноге.

— Так за работу мне еще придется платить.

— Нет, раз уж вы взяли сапоги и заплатили за починку, ботинки мы сделаем для вас бесплатно, — Михаил заколебался. — Ну хорошо, только для вас, герр журналист: пять флоринов. Два сейчас, три потом, когда придете за ботинками. Подумайте, за такую цену вы такую обувь в Бадене не сыщете.

— Хорошо, — решился Михаил, вручая Марте семь флоринов и сорок крейцеров. — Тут за сапоги, за починку и задаток за ботинки.

Супруга сапожника просияла.

— Ганс! Сними мерку с ноги герра журналиста…

Сапожник повиновался, и, натягивая старые сапоги, Михаил спросил, когда ему прийти.

— Лучше завтра, чтобы Ганс все получше сделал, — объявила Марта. — Может быть, вам и одежда нужна? У моего брата много чего имеется.

— Нет, одежда пока не нужна, а впрочем, я загляну к нему, но не сейчас. Я еще вот что хотел попросить: заверните, пожалуйста, мои новые сапоги, а то нести их будет не очень удобно.

— Ну конечно, конечно, завернем!

Марта засуетилась, ища бумагу и бечевку. Видя, как все обхаживают Михаила, кот грациозно поднялся, подошел к нему и потерся о его ноги.

— А о Софи вы все-таки не пишите, — добавила хозяйка, ловко заворачивая сапоги в бумагу и перевязывая их. — Что бы там с ней ни случилось, жалко ее. Она ведь хорошая девушка была.

— Да, наверное, вы правы, — сказал Михаил, не видя смысла спорить. — Завтра я зайду за ботинками. Всего доброго!

Он вышел из мастерской, неся пакет с сапогами в руках, и нос к носу столкнулся с господином лет пятидесяти, чей вид показался ему смутно знакомым.

— Меня зовут Теофилус Брумм, и я из полиции, — сказал господин, слегка приподнимая шляпу и внимательно оглядывая писателя с ног до головы. — Мы можем сейчас поговорить?

— Кажется, мы уже говорим, господин Брумм, — промолвил Михаил задорно, потому что сообразил, где видел своего собеседника прежде. Перед ним стоял тот самый господин с усами щеткой, которого Петр Николаевич когда-то указал ему в казино как полицейского, который следит за порядком, находясь среди зрителей. — Правда, я не знаю, чем могу быть вам полезен. В казино я хожу мало и никогда там не играю.