Суровый выматерился и посмотрел в мою сторону, окатив взглядом, словно кипятком:

– Млин, не задавай взрослому мужику вопрос в таком русле. Поняла? Мысли не то, что надо, появляются… – произнёс хрипло и на секунду прикрыл глаза, сообщив. – Нет. Ничего не будет. Хватит с тебя всего этого. Я хочу, чтобы ты родила ребёнка, а не потеряла его от потрясений. Но…

Суровый снова посмотрел на меня. Прямо и горячо, повергая тело в сладкую истому и заставляя дрожать от предвкушения.

– Я бы тебя наказал. Очень… Оторвался бы на полную катушку. Первую ночь помнишь?

Я отрицательно покачала головой. Быстро-быстро. Словно не помнила ничего, а у самой между ног разлился влажный жар. Суровый резко подошёл к кровати и наклонился надо мной, резко просунул руку под простынь и завёл пальцы под больничную рубашку, под которой не было белья.

Совсем.

Длинные мужские пальцы поползли вверх от коленки, по внутренней стороне бедра, протягивая за собой длинную дорожку мурашек. Я резко и изо всех сил сжала бёдра, чтобы Суровый не коснулся меня… там. Суровый усмехнулся и погладил меня по ноге.

– Думаю, помнишь, маленькая лгунья. Так вот, я бы тебя так наказал, чтобы ты на своей красивой попе ровно сидеть не смогла. Лежала бы на животе. И всё равно я бы тебя и в такой позе наказывал. Особенно, в такой позе. Долго-долго…

Я едва дышала, перед глазами поплыли разноцветные пятна.

– Дыши глубже, Настя, – произнёс с густой усмешкой и погладил меня по щеке.

– Наверное, просто накатила слабость. От снотворного.

– Ну-ну, я так и понял.

После побега Насти прошло двое суток. На третьи сутки девушку выписали из клиники. Держать её там не было необходимости. Суровый подоспел вовремя, Насте оказали первую помощь, хорошенько промыли от снотворного наркотического вещества.

Ребёнок не пострадал – это главное. Сейчас Настю перевезли обратно в дом Сурового, разместив там, а перед ним встало множество других проблем и важных вопросов. Суровый чаще, чем необходимо, задумывался о словах Насти, о причинах её побега. Странное дело, но чем дальше шло, тем меньше в нём оставалось обиды и злости на её предательство. А ещё её глаза – такие большие и светлые, чистые омуты… В них можно было утонуть, и он тонул, понимая, что заслоны рушатся и сердце стучит быстрее, чем обычно.

Закоренелый циник нашёптывал, что в тихом омуте черти водятся, а Суровому почему-то захотелось найти в Насте хотя бы одного шаловливого чертёнка. Вернее, он в ней есть: как сильно Настя завелась в больнице от разговоров о наказании! К гадалке не ходи, подумала о неприличном, покраснела и поплыла. Если бы не её ослабленное состояние и больничная койка…

Суровый тряхнул головой, прогоняя непрошеные, жаркие мысли с участием Насти. И внезапно попросил Руслана, находящегося сейчас рядом, в офисе:

– Я говорил с Муслимом.

– И что решил?

Суровый красноречиво промолчал, но Руслан всё понял:

– Хочешь отказать ему? Он серьёзный бизнесмен и не потерпит оскорбления.

– Я решил не жениться на дочери Алиева.

– Хочешь нарушить договор? – удивился Руслан. – Ты же не первый день крутишься в этом бизнесе и знаешь, чем могут закончиться такие фокусы. Ничем хорошим. В буквальном смысле, Суровый!

– Знаю, конечно. Как знаю и то, что договора ещё нет в письменном виде. Мы лишь устно обсудили возможность заключения брака с Алиевым.

– Ты хочешь выставить себя ненадёжным, – с сомнением произнёс Руслан.

Что Суровый мог на это ответить? Промолчал, конечно же. В другой раз он бы и сам был на стороне Руслана, пристыдив того, кто собирался нарушить договорённость. Не по-мужски это. Тот, кто нарушил данное обещание, и предаст с лёгкостью. Однако сейчас он чувствовал, что должен избежать нежелательного брака с дочерью Алиева любой ценой. Или его девочка снова выкинет какой-нибудь фортель! Похлеще побега… Не хотел он этого брака, как в принципе, брака любого. Однако сейчас это ощущение усилилось во сто крат, став особенно острым, непреодолимым.

Суровый чувствовал, что отказываясь от договорного брака, он поступает правильно. Но это не означало, что проблем не будет. Как раз наоборот. Именно тогда, когда поступаешь по совести, проблемы сыплются как из мешка изобилия.

– Не передумаешь? – со вздохом поинтересовался Руслан.

– Нет. Не передумаю. Так правильно. К тому же слишком сильно наседает Алиев. Рвётся к власти. Думает, что, подложив под меня свою дочку, только выиграет.

– В денежном плане выиграют все, Сармат: и ты, и он. Союзы ещё никому не мешали…

– Я знаю. Но я привык действовать иначе и заключать союзы, добиваясь их уважением и силой, а не через закорючку в книге загса. К тому же Алиев настаивает на необходимости зачать наследника.

– И? Нормальное требование. Или не хочешь покувыркаться с дочерью Алиева? Она красавица…

– Если тебя всё устраивает, сам и женись, – обрезал Суровый. – Я не племенной бык для вязки, чтобы сеять наследников всюду. К тому же у меня есть наследник, – произнёс с некоторой гордостью.

– Всё-таки сын? Поздравляю! – Руслан похлопал Сурового по плечу, пошутив, что скоро Суровый ещё раз полезет туда же, после рождения первенца.

Суровый отмахнулся, скорее по привычке. Ещё ничего не было решено с Настей. Интуиция настаивала, что Суровый двигался в правильном направлении. На том и порешил, оставить всё, как есть, приглядеться к Алиеву повнимательнее и найти вескую причину отказа. Руслан отпустил ещё несколько бородатых, несмешных шуток про отцовство и брак, ни на одну из его шуток Суровый даже не улыбнулся.

– Не буду зря терять время, – сказал он и встал, собираясь уходить. – Как чувствует себя беглянка?

– Хорошо. Перепугалась, дурочка. Но теперь у неё отпадёт желание устраивать побеги! – покачал головой Суровый и замкнулся в себе, заново переживая каждое из мгновений. – Жаль только, что тот самый мужик, которого я завалил, оказался наёмником и действовал осторожно, без посредников.

Суровый нахмурился. Это называлось концы в воду, зацепок было множество, но большинство из них вели в никуда и не совпадали друг с другом. Заколдованный лабиринт какой-то… Или он думает в неверном направлении.