К двери, должно быть, был проведен ток, и сыщик, открыв ее, тем самым оповестил об этом своих тюремщиков. Но напрасно сыщик надеялся найти кого-нибудь в этой комнате, как ни вглядывался он, но не мог заметить ни одного живого существа. Только железные решетки на окнах показывали, что комната представляла собой место заключения.

Посреди комнаты стоял накрытый стол и возле него одно обитое кожей кресло, как бы указывавшее на то, что дорогие деликатесы, разложенные на серебряных блюдах, предназначались исключительно только для одной персоны.

– Черт побери, – пробормотал сыщик. – Это все выглядит так аппетитно, что невольно испытываешь голод. Устрицы, омары, майонезы – замечательно… Да еще замороженная во льду белужья икра. А тут что за золотистая прелесть выглядывает из серебряной кастрюли? Вот Помери-Грено… Не забыта моя любимая марка шампанского, тут же и ростбиф, который выглядит так аппетитно, словно сам просится в рот. Но что означает эта записка на тарелке?

С удивлением взял сыщик листочек бумаги и прочел следующие написанные на пишущей машинке строки: «Прошу покорно, милейший Картер! Не откажите отведать. Зная Вашу бесстрашность, позволяю себе предупредить Вас, что как яства, так и напитки отнюдь не отравлены. Дацар».

«Этому я вполне верю, – подумал Ник Картер с улыбкой на губах, – так как, если бы он собирался меня умертвить, то имел возможность сделать это гораздо проще и легче. Во всяком случае, я весьма благодарен ему за это любезное приглашение. Но поблагодарю его впоследствии лично, а пока не стану заставлять себя дольше упрашивать, тем более что с утра у меня во рту ничего не было».

С полнейшим спокойствием, словно находился за собственным столом, принялся Ник Картер за трапезу. Запах кушаний дразнил аппетит, и на самом деле они оказались приготовленными восхитительно. Сыщик кушал с большим аппетитом, словно оправдывая поговорку, что «еда и питье соединяют воедино душу и тело»; в эту минуту он мог бы смело сказать, что хороший обед не променял бы ни на что.

Отдав честь кушаньям и напиткам и отодвинув от себя тарелки, сыщик почувствовал себя вполне подкрепленным.

Вдруг он снова услышал трель электрического звонка. И в тот же момент, словно театральная декорация, внезапно поднялась одна из продольных стен; комната погрузилась в полнейший мрак.

Страшное волнение овладело сыщиком, когда он заметил, что двери и окна комнаты вдруг закрылись тяжелыми железными шторами.

Из-за воцарившейся темноты Ник Картер не видел ничего, но только чувствовал, что вокруг него расстилается какой-то туман. Когда последний рассеялся, то комната наполнилась розоватым светом, осветившим ее до самых отдаленных уголков.

На розовом фоне красиво выделялись появившиеся откуда-то экзотические растения, высокие стройные пальмы и гирлянды самых фантастических цветов… Откуда-то доносились еле уловимый шорох и как бы легкое журчание отдаленных лесных ручейков.

Когда глаз сыщика освоился с новым освещением, то Ник Картер, к своему глубокому удивлению, увидел, что комната, где он только что сидел, исчезла и он теперь находится в роскошнейшем тропическом саду. Широкая аллея вела вокруг цветочных клумб к высокой башне, на верху которой красовался флюгер. Кругом, на сколько хватало глаз, цвели дивные растения, в зеленой чаще качались на ветвях красивые попугаи, среди цветов порхали изумрудные колибри, своим разноцветным оперением напоминавшие драгоценные камни. Откуда-то сверху, казалось, с небес, неслись тихие звуки божественной мелодии. Стоявшие перед башней фонтаны били беспрерывными струями, и кристальные брызги рассеивались в воздухе…

Вся эта волшебная картина отуманивала сознание Ника Картера. «Что со мной? Где я? Разве не в Нью-Йорке, этом прозаическом городе? Разве я не сыщик Ник Картер?.. Мой разум не допускает веры в сверхъестественные явления, и я хотел бы убедиться, бодрствую я или сплю», – пронеслось в его голове.

Ник Картер ожидал всего, но только не того, что представилось его изумленному взору. Вместо мучений, какие, казалось бы, Дацар должен причинить сыщику, он окружил его роскошнейшей обстановкой, угостил великолепным завтраком и теперь перенес в страну чудес. Но Ник Картер не имел времени продолжать свои размышления. Его ожидало нечто более удивительное, перед чем тускнело все, только что им виденное.

Сыщик вдруг заметил, что он не один в саду. В башне, колонны которой обвивали зеленые ползучие растения и бархатно-красные цветы, светлела небольшая ниша, и в ней покоилась молодая красивая женщина.

Ее красивые формы облегала длинная мантия, золотистые волосы густыми локонами падали на словно выточенные из слоновой кости плечи. Облокотившись рукой о спинку кресла, смотрел Ник Картер на спящую. Она лежала к нему спиной, и он не мог видеть ее лица. Вдруг давно забытое чувство зашевелилось у него в груди, но он никак не мог припомнить, когда именно испытал он его в первый раз, – буря житейских волн давно захлестнула это чувство.

В воздухе распространилось дивное благоухание. Божественная, давно знакомая мелодия звучала у него в ушах, и сердце сжималось тоской горестной утраты.

– Где и когда слышал я этот мотив?

Вновь раздалась серебристая трель звонка. На этот раз она звенела тихо и моментально умолкла, но все же долетела до уха спящей, она открыла глаза, потянулась и села на своем ложе.

Крик изумления сорвался с уст Ника Картера. Лицо его покрыла мертвенная бледность, и сердце тревожно заколотилось в груди. Он простонал:

– Ирма! Мертвые воскресают! Не сон ли это? Ты ли это, Ирма?

Красавица медленно повернула голову в сторону сыщика, чем дала возможность взглянуть на ее лицо. Ник Картер не ошибся: то была Ирма. Пять лет прошло с того дня, когда он последний раз видел это дорогое ему лицо, – тогда оно было мертво, и он навеки прощался с ним. Ирма Плавацкая была первой женщиной, которую полюбил Ник Картер, – хладнокровный и рассудительный сыщик.

Криминалист познакомился с Ирмой в Париже, куда он был вызван по делу. Она была дочерью русского графа, сосланного за свои убеждения в Сибирь и лишенного вследствие конфискации своего имущества. Ирму вырастила ее старая воспитательница Аира, прибывшая вместе со своей воспитанницей в Париж в надежде, что французское правительство примет участие в судьбе горячо любимого отца Ирмы и добьется его помилования.

Знакомство Ника Картера с Ирмой произошло в доме одного французского министра. С первого же взгляда он почувствовал безотчетное влечение к этой девушке, и чувство его с каждым днем росло все более и более. Ирма отвечала на любовь сыщика. Ничто не препятствовало счастью этой пары, и был уже назначен день свадьбы, как вдруг незадолго до него Ирма заболела. Сыщик предпринял все усилия для восстановления здоровья горячо любимой девушки, прибег к помощи лучших врачей, но все было тщетно. Ирма таяла с каждым часом. Болезнь у нее была очень странная, она не жаловалась ни на какие боли, а только чувствовала неимоверную слабость и утомление. Жизнь медленно покидала прекрасное тело молодой девушки, и наконец наступил день, когда сыщик в беспредельном горе увидел перед собой безжизненное тело своей отошедшей в вечность невесты. Несмотря на отчаяние, в которое повергла его смерть боготворимого существа, он должен был испытать всю горечь последнего обряда и лично присутствовать при погребении Ирмы на кладбище «Пер-Лашез».