– Ты пьяный, – глупо улыбнулась она.

– Н-нет, немного, дед Гришка налил, – смущенно буркнул он. – Вовремя ты закричала, а то бы с горя наклюкался.

– Где?! Кто?! – это в веранду влетел уже дед Гришка с ружьем наперевес.

– Там, там человек стоял, – Нина дрожащим пальцем указала в стекло, – черный человек, он рукой в стекло бил.

– Стойте здесь, я посмотрю, – Васька метнулся в ночь.

– Не надо! – взвизгнула Нина, пытаясь выбежать за ним.

– Не бойся, справится, – крякнул дед, удерживая ее за руку. – Ребятишки, должно, шуткуют, сейчас им уши надерет.

Нину трясло. «А думала, хуже уже не может быть, и вот тебе, пожалуйста».

– Дед, чего там? – это по ступенькам как молодая резво поднималась баба Рая, тоже вооруженная большой скалкой.

– О, гляди, бабий батальон прибыл, – попытался рассмешить Нину дед Гришка, – сейчас всех шутников разметает.

– Ниночка, ну что же случилось? – ласково заворковала баба Рая.

– Да пацаны, наверное, подшутили, – отмахнулся дед, – в окно постучали.

– Да какие тут пацаны, не каникулы же, они в школе еще учатся, – с сомнением покачала головой баб Рая, – разве что эти, с раскопок.

«Да, это с раскопа, – тут же ухватилась за эту мысль Нина, – отомстить мне хотят, как главной злодейке».

– Ниночка, испугалась? Вот ведь, окаянные! – старушка приобняла Нину, пытаясь успокоить.

– Там Вася, один, чего он не идет назад? – жалобно простонала Нина.

– Во как испугали, – шепнул дед жене, – имена уже путает.

– Вася! – выскочила Нина на порог.

– Здесь, здесь я, – отозвался знакомый голос из темноты. – Никого, – Кабачок вынырнул в кольцо света.

– Был, точно был. Ты мне веришь?

– Верю, – он взбежал к ней по ступенькам и обнял, прижимая к себе.

Нина снова позорно разрыдалась, уткнувшись в Васькину рубашку.

– Ну, ты чего, отчаянная моя? Не надо, – еще крепче прижал ее утешитель.

– Пусть поплачет, страх снимет, – махнула рукой баб Рая. – Ну, мы пойдем, – дернула она мужа за рукав.

– Так может за «лекарством успокоительным» сбегать, – ребром ладони ударил дед себя по горлу.

– Без тебя успокоятся, – нахмурилась баб Рая.

– Ладно, пойдем, – крякнул дед Гришка.

– Ты же с ними не уйдешь? – беспокойно забегала Нина взглядом по лицу Кабачка.

Понимая, что поступает как махровая эгоистка, она все же не могла его отпустить, только не сегодня, не в этот миг, когда все против нее, когда чья-то ненависть сводит с ума. Потом, возможно, Нина соберется с силами, снова попытается его оттолкнуть, но сейчас этих сил просто не осталось.

– Не уходи, – взмолилась она.

– Я не уйду, мало ли кто там звонил, – зарылся Васька губами в ее волосах, – так я ему тебя и отдал, не на того нарвался.

– Не отдавай меня никому, хорошо? Не отдавай, – кинулась она покрывать его щеки поцелуями.

Калитка скрипнула, это Гребенкины тактично вернулись к себе, а пара страстно целовалась на крыльце ничего вокруг не замечая.

– Рыбка моя, Щуреночек мой, – посыпался легкий шепот.

– Как ты меня назвал? – остановилась Нина, хмуро глядя на любимого.

– Как? – прожигая угольками глаз, выдохнул он.

– Почему Щуренок, я что, как щука плоская? – она дерзко положила его ладони на свои округлые формы.

– А почему Кабачок, я что, зеленый? – хмыкнул Васька, и подхватив ее на руки, понес в дом.

Дверь он запер на замок, но свет не включил.

– Направо или налево? – остановился у развилки комнат.

– Уши оборву за лево, – хихикнула Нина.

– Это ты можешь, уже наслышан, – хохотнул Кабачок, и завернул со своей ношей к дивану.

– И тебе не стыдно выдавать себя за мужа расхитительницы сокровищ и хулиганки? – вздохнула она.

– Ни капельки, – уложил он ее на мягкий плед. – Ну, что, Щуренок, наконец-то доктор здесь я, лечиться будем?

– Кабчок, а ты пошляк, – слегка дернула его за ухо-вареничек Нина.

– Иногда... почти всегда, но редко.

Больше они не разговаривали, слова куда-то провалились, в своей цивилизованности уступив место первобытной страсти. Нина в безудержной смелости не узнавала себя, завтра, когда рассветет, наверное, будет стыдно, да и пусть. Зачем думать о завтра, если есть такое горячее сегодня. Диван скрипел, протяжным стоном усиливая желание, и хотелось дарить себя, дарить одному единственному, всю без остатка. И Васька охотно принимал подарок, он тоже изголодался и пережил отчаянье, ему тоже хотелось заблудиться в облаке волос и в сплетении нежных рук, поймать ритм чужого сердца.

Кажется, черная тень на мгновение снова заслонила окно, но пара этого уже не заметила. Мрачные тени подождут, все может подождать, когда любовь поет песнь жизни

– Проспали! Вася, мы проспали! – Нина, перепрыгивая через мужские ноги, кубарем скатилась с дивана. – Полвосьмого! А я вчера даже убраться не успела! Елки-палки.

– Полчаса еще, – лениво промурлыкал Васька, слегка приоткрывая левый глаз.

– Еда в холодильнике, чайник на плите, я побежала, – она одновременно пыталась надеть и колготки, и платье, попеременно натягивая то одно, то другое. – Ключ на столе, закроешь, положишь под порог.

– Стоять! – голосом прапорщика остановил ее Васька. – А завтракать? Ты что голодная собралась бежать?

– Вась, я опаздываю, – Нина легким жестом подвела ресницы, – не умру. Поем в обед.

– Не выпущу, пока не позавтракаем, – завернувшись в простыню, перегородил он ей дорогу.

– Но я… – начала лепетать Нина.

– Сапожник без сапог, – продолжил за нее Кабачок, – Я жарю яичницу, ты делаешь бутерброды, потом я подброшу тебя на машине и помогу убраться в медпункте.

– Но тебе же тоже на раскоп.

– Скажу, в полицию возили, утром из дома ехал? – отмахнулся Васька.

Нина смирилась и побежала на кухню.

Они готовили завтрак, быстро, слаженно как единая команда, перекидывались шутками, пощипывали друг друга и чмокали в щечки. И никакого смущения, неловкости, будто они уже сто лет так вместе проводили утро. Колобок тоже получил свою мисочку лакомств.

Уже у входа, обуваясь, пара неловко стукнулась лбами. Расхохотались, Васька притянул Нину к себе, жарко целуя.

– Может чуть задержимся, – обжигая, зашептал он на ухо, – не убегут эти пациенты.

– Ну, уж нет, – здесь Нина проявила твердость, но смягчила отказ ответным поцелуем.