— Вы порвали нить, удерживающую вас здесь. То, что вы чувствуете, действительно зов, так и должно быть. Не сопротивляйтесь, Лера.

— Хорошо, — расслабленно кивнула не-балерина. Она стояла передо мной теперь точно такая, какой я ее в первый раз и увидела: высокая, шикарная и без половины черепа. Лучи фонаря почти свободно проходили сквозь ее фигуру, ярко горели голубые глаза. Она смотрела куда-то сквозь меня, в ночь и молчала какое-то время.

Все возвращается в этом мире на круги своя. Всегда.

Я пискнула брелоком сигнализации, и девушка вдруг улыбнулась чуть ли не в первый раз за все время, повернула голову, выходя из прострации, и порывисто меня обняла. А я замерла. Эта улыбка… По-настоящему светлая легкая открытая улыбка сделала не-балерину действительно красавицей… Сияющей, ослепительной, даже несмотря на наполовину снятый скальп.

— Берегите своих близких, Мара. Своих маленьких гениев, чудесного повара и хулигана-панка. Они замечательные, — прошептала Лера мне на ухо, стиснула крепче, обрела на миг краски и… исчезла.

Вот так просто, без спецэффектов, шума и звуков… Просто растворилась в ночи, вложив мне в руку ключ от номера семнадцать.

— Знаю, — ответила, задрав голову к затянутому тучами небу. — Знаю. Они — лучшее в моей жизни.

Я бросила машину у калитки, толкнула створку и отправилась домой.

— Мара… — Кит поднялся из-за конторки мне навстречу, стоило переступить порог.

— Через пять минут спущусь, — оборвала панка, взбегая по лестнице. Почему-то от слов Валерии мурашки пробежали по коже. И это чувство никак не отпускало. Призраки… С ними никогда не бывает просто.

Ксенька спала, как всегда звездой распластавшись поверх одеяла, спала спокойно и безмятежно, казалась теплой, домашней и… была взлохмаченной, вызвав у меня этим улыбку.

Косы на ночь мелкая доверяла плести только мне.

Я приблизилась к кровати, вытащила из-под так и непроснувшегося ребенка одеяло, укрыла ее и поцеловала в щеку, на несколько секунд прижавшись к маленькому телу. Слегка отпустило. Согрелись руки.

— Я люблю тебя, — прошептала прежде, чем выйти за дверь.

Костя, не в пример сестре, спал под одеялом на правом боку, но зато с включенным плеером. Я осторожно сняла с него наушники, вытащила гаджет и тоже поцеловала.

— И тебя я люблю, маленький мужчина.

Ребенок что-то пробормотал во сне, но не проснулся.

Я оставила плеер на тумбочке и выскользнула за дверь, спускаясь вниз. Кита в холле не оказалось, зато со стороны кафетерия доносилось характерное позвякивание. Панк собирался откупоривать бутылку вина, когда я вошла в приятный полумрак.

— Что отмечаем?

— Выписку очередного постояльца, я так полагаю? — приподнял бровь парень.

— Верно полагаешь, — я забралась на стул напротив бугая, положила на стойку ключ, тоже начавший растворяться в воздухе, побарабанила пальцами по столешнице, ожидая, когда парень достанет штопор и вернется ко мне. — Я люблю тебя, Кит.

— О-о-о, — многозначительно протянул панк, тут же сориентировавшись, убирая вино и выставляя на столик виски, — чувствую, одним вином мы сегодня не обойдемся, — хмыкнул он, откручивая пробку. — Я тоже люблю тебя, Мар, — добавил уже серьезно, поднимая взгляд.

Бокалы на высоких ножках уступили место обычным вискарным, ароматный напиток приятно обжег горло.

Кит снова исчез под стойкой, а через две секунды появился, и вместе с ним появились несколько пакетиков вяленой рыбы.

— А вот теперь просто обожаю! — искренне и широко улыбнулась, смакуя первый кусочек.

— Я знаю. А еще знаю, что только ты можешь пить двенадцатилетний Далмор с вяленым окунем.

— Русская душа — потемки, — пожала плечами и… наконец-то расслабилась. Холод отпустил полностью.

Номер 8

Ярослав Волков

Следующие две недели были похожи на чистилище. Зацепок на изувеченном женском теле и вокруг так и не нашли, личность не установили, свидетелей не допросили, потому что допрашивать было некого. Начальство по этому поводу большой радости, само собой, не испытывало. Саныч бесился и давил на начальство Николаича, начальство Николаича, само собой, тоже бесилось и давило на Николаича, Николаич — сюрприз, сюрприз — бесился и давил на сотрудников и меня в том числе. Я бесился от того, что, как предрекал хакер, в личных делах остальных ментов в отделе так ничего найти и не удалось, а следовательно мое пребывание затягивалось и мне ничего не оставалось, кроме как зудеть в уши Санычу. В общем, круговорот бешенства в природе. Так и подмывало откупорить бутылку самого дрянного самогона и фальшиво затянуть Circle of life или Highway to hell. Один хрен и то, и второе отлично бы подошло к ситуации. К тому же из того, что у меня было, я никак не мог составить портрет нового убийцы, и мне оставалось только ждать следующий труп. Сухарь понимать это отказывался. А потому я снова сидел в его кабинете и выслушивал очередной разнос.

— Волков, скажи уже хоть что-нибудь! Мяукни хотя бы, чтобы я понял, что ты жив и слушаешь меня.

— Мяу, — пожал я плечами.

— Кретин! — отреагировало начальство. — Ты думаешь, это смешно?

— Честно? Нет. Но я вам уже все объяснил, мне нужно больше данных. По тому, что есть сейчас, я не могу делать никаких выводов, слишком велика вероятность ошибки. И это мы с вами тоже уже обсуждали.

— Волков…

— Что «Волков»? Дайте мне хоть что-то хоть о чем-то, — дернул я головой. — Даже имени жертвы нет. Я ж даже понять не могу, как он ее выбрал.

— Мы ищем! — рыкнул Сухарев.

— Мне сказать это вслух? — выгнул бровь.

— Что? — не понял временный начальник.

— Хреново ищете.

— Ярослав… — начал закипать мужик.

— Что «Ярослав»? Мне эта ситуация тоже удовольствия не доставляет и… — звонок телефона оборвал, не дав договорить и, возможно, спасая от очередного выговора с занесением в личное дело. Ага, очень страшно, будто это занесение имеет хоть какое-то значение.

Сухарь снял трубку и тут же нахмурился, вперив в меня многозначительный взгляд. Через десять минут он положил трубку и откинулся в кресле, все еще меня разглядывая.

— Язык твой, Волков… Как у бабы помело, — я снова выгнул бровь. — Вроде установили, кем была жертва. Иди, наши как раз на квартиру собираются. Потом договорим.

— Как скажете, — я с грохотом отодвинул стул и умчался на парковку, где по машинам уже рассаживались наши ребята.

— Ты со мной или с Сашкой и Димычем? — поинтересовался Дуб.

— Предпочел бы на своей, но я ни хрена не знаю, поэтому с тобой, — открыл я дверцу побитой жизнью, судьбой и не одним десятком вражеских пуль тачки. Машина так и молила: «Убей меня».