Единственной реальной альтернативой «Братьям-мусульманам» в Египте оставалась традиционно сильная армия и полиция. Революция смела лишь самую верхушку этой привилегированной касты – большинство чинов остались на своих постах и по-прежнему имели определенную власть. Президент, обладающий сильно урезанными полномочиями и лишенный поддержки парламента[26], не мог изменить ситуацию. Против него сыграли и сильно завышенные ожидания египтян, отдавших Мурси свои голоса весной 2012 года, – все надеялись, что после избрания нового раиса жизнь в стране наконец-то наладится, причем сразу и значительно, однако в первый год его правления этого так и не произошло. Где-то новому президенту не хватило твердости, где-то – полномочий, но в основном – опыта и поддержки власть имущих. Официальные поездки за рубеж, попытки достать денег, чтобы залатать дыры в бюджете, неутихающие волнения – все это отнимало время, но заметных улучшений в жизни простых египтян так и не происходило.

Так или иначе, армейская верхушка не собиралась позволять Мурси пробыть на посту президента положенные четыре года. Вынужденные передать ему власть летом 2012 года, армейские чины вовсе не сдали своих позиций – это было лишь тактическое отступление. Прошел год; ощутимых изменений к лучшему в стране не случилось – в той ситуации это было вполне естественно, но большинство египтян, слабо разбирающихся в раскладе политических сил и отчаянно верящих в чудо, были не в состоянии осознать тщетность своих надежд. Недовольный народ вновь искал виноватого, и в этот раз виноватым оказался недавно избранный президент. Мурси лишился поддержки части электората, а армия и полиция перешли в наступление. Разумеется, у «Братьев-мусульман» и действующего президента оставались сторонники, и немало, однако их усилий не хватило для того, чтобы помочь Мурси удержать власть. Президента заключили под стражу, и, хотя он не согласился добровольно уйти с поста, фактически уже не мог ничего сделать.

После этих известий Каир снова залихорадило. Многотысячные толпы выходили на улицы, чтобы отпраздновать вынужденную отставку Мурси и начало очередной новой эры в истории Египта; в рядах сторонников бывшего президента царило уныние. Власть вернулась в руки силовых структур. Тем не менее беспорядки не прекратились; в Каире и других крупных городах по-прежнему действовал комендантский час.

Мона забыла, когда они с Сергеем выходили поужинать в город; ей было откровенно страшно, и даже ему, казалось, не по себе от этой обстановки. Однако неделя сменяла другую, и постепенно город стал возвращаться к нормальной жизни. Почти никто не сомневался, что военные крепко удерживают власть, чтобы передать ее следующему президенту, вышедшему из их рядов. Моне, как и многим египтянам, было жаль бездарно потраченного времени и разбитых надежд; получалось, что все жертвы, положенные на алтарь революции за последние два с половиной года, оказались бессмысленными. Власть вновь перешла в руки военной элиты, правившей бал в Египте последние десятилетия; ходили упорные слухи, что Мубарака собираются выпустить из тюрьмы, зато Мурси, судя по всему, имел реальные перспективы провести в заточении всю оставшуюся жизнь. После громкого теракта (по слухам, устроенного самими же военными) «Братья-мусульмане» были объявлены вне закона. В общем, все вернулось в прежнее русло, и у многих возникал резонный вопрос: «А нужна ли была революция, если, по сути, она ничего не изменила ни в глобальном раскладе политических сил, ни в жизни простых египтян?» Кто-то еще пытался бастовать, но большинство населения Египта смирилось. Люди устали от революции и смены режимов, а главное – перестали грезить о красивом будущем, которое ждет их где-то за ближайшим поворотом. Два-три года назад египтяне наивно верили в то, что стоит убрать «неправильного» президента и поставить другого, как Египет тут же превратится в райские кущи; теперь эти иллюзии оказались разбиты в пух и прах. Они наигрались в демократию и поняли, как сильно ошибались тогда, в январе 2011 года. Сейчас люди просто хотели вернуться к спокойной жизни.

Прошло два месяца после побега Моны из дома. В один из вечеров, когда они с Сергеем вышли поужинать в кафе, случилось то, чего Мона так сильно опасалась.

– Я должен сообщить тебе одну новость, – осторожно начал Сергей. – Мой контракт подходит к концу.

– Ты давно об этом говорил, но… ведь ты еще здесь?

– Я не мог уехать, пока не нашли другую кандидатуру на мое место, – пояснил Сергей. – Поэтому пришлось слегка задержаться. Сегодня окончательно утвердили нового человека, так что…

– Ты уезжаешь! – Мона сама не заметила, как перешла на крик. Люди, сидящие за соседними столиками, посмотрели на нее с удивлением. Сергей нахмурился.

– Ну, это случится не завтра. Мне нужно еще передать дела.

– Когда? – спросила Мона упавшим голосом.

– Через месяц. Может, через полтора. – Увидев, как вытянулось лицо Моны, он быстро добавил: – Но точные сроки пока не установлены. А зная ваше «еджипшен тайм», не удивлюсь, если придется еще задержаться.

– И куда ты едешь? В какую страну?

– Пока что домой, в Украину. Потом, вероятно, меня снова переведут куда-нибудь за границу.

Не в силах произнести ни слова, она лишь кивнула, и вдруг из ее глаз ручьем хлынули слезы. Выросшая на Востоке, Мона всегда умела контролировать свои эмоции на людях, однако сейчас ей было наплевать на правила и общественное мнение.

«Какая разница, что подумают обо мне окружающие? – думала она, даже не пытаясь остановить слезы. – Все кончено. Он уезжает».

– Мона, успокойся. – Сергей казался смущенным. Подобно большинству мужчин, он терялся и не знал, что делать, когда женщина заливается слезами. – Ну пожалуйста, я прошу тебя.

– Сейчас. – Она попыталась взять себя в руки. – Пойду умоюсь.

– Может, нам лучше вообще уйти отсюда?

– Нет, нет. Сейчас все будет в порядке. Не знаю, что на меня нашло.

Ей потребовалось немало времени, чтобы успокоиться и кое-как привести себя в порядок. Когда Мона вернулась в зал, Сергей взглянул на нее с беспокойством. Впервые он изменил своей привычной шутливой манере поведения. В присутствии Сергея она почти всегда ощущала неловкость, но сейчас впервые почувствовала, что и он смущен.

– Прости.

– Нет, это ты меня извини. Не нужно было заводить разговор в общественном месте.

– Давай поедим? – спросила Мона, хотя совершенно не чувствовала голода.

Домой они возвращались в молчании. Сергей пытался о чем-то говорить, но его спутница отвечала невпопад и в основном отмалчивалась. Не дойдя до дома совсем немного, Мона попросила Сергея оставить ее здесь и зайти в здание первым – они часто использовали эту уловку, чтобы не вызывать лишних подозрений у баваба. Когда фигура Сергея исчезла за поворотом, Мона вдруг почувствовала огромную усталость. Ей совсем не хотелось обратно в пустую квартиру, и она бездумно пошла вперед.