«Раздеть… уложить… войти… — как мантру мысленно повторял Кайман. — И смотри не перепутай», — сам себя оборвал он на пороге своей спальни.

Он бережно уложил Настю на постель и стремительно вышел. Ворвался в ее комнату и, достав из шкафа ее пижаму, вернулся обратно.

— Ты первая в душ, потом я, — заявил решительно, надеясь, что, пока она искупается, он придет в чувство.

— Мне лучше уйти к себе, — пробормотала Настя. — Зачем ты притащил меня в свою комнату?

— Охранять, — фыркнул он. — Ты все равно не сможешь уснуть. А привидится среди ночи Курбатов, мне придется к тебе бежать. А так все под боком.

— Мне кажется, трудно уснуть, когда рядом кто-то ворочается…

— Вот поженимся, заведешь себе отдельную спальню, а пока существует опасность со стороны Курбатова, то твое место подле меня.

— Вот еще глупости! — отмахнулась Настя, поднимаясь с кровати Каймана и забирая из его рук шелковую пижамку. — Сюда он точно не проникнет. Дом охраняется…

— Но ведь кто-то глазел в окно, когда мы целовались на кухне. Откуда тебе знать, может, это и Курбатов, — намеренно напугал ее Кайман, не желая отпускать из своей постели. Но как только за Настей закрылась дверь, а в ванной полилась вода, Егор позвонил Митрошину.

— Это был Курбатов или Насте показалось? — требовательно поинтересовался он.

— Курбатов собственной персоной, — неохотно пробурчал начальник службы безопасности, которого выдернули из постели и заставили ехать на другой конец города.

— Гамо су мамо! — выругался Кайман на греческом. И с Митрошина сразу согнало сон и раздражение. Егор Ильич Легатов пребывал в самом скверном расположении духа. За долгие годы работы — а служил он на крокодильей ферме без малого семь лет — слышать ругань на языке Гомера Митрошину приходилось от силы раза два-три. Дословного перевода он, естественно, не знал, но подразумевал что-то похожее на «твою мать», только в самом развернутом варианте.

Егор пробормотал еще что-то, а потом отвлекся буквально на минуту, прислушиваясь к звукам в ванной. Настя все еще купалась. И хоть обычно Каймана злило, что она моется по получасу, но сегодня оказалось на руку.

— Ты внимательно в камеры глядел, Санечек? — вкрадчиво осведомился Егор. И Митрошин понял, что дело совсем худо, раз его обозвали «Санечком», как годовалого глупыша.

— Да, Егор Ильич, — бодро доложил Митрошин. — Очень внимательно.

— Тогда какие подробности? — рыкнул Кайман. — Есть что-то, стоящее внимания?

— Он ушел из клуба с Миланой, — нехотя пробурчал безопасник. — Хромает на левую ногу. Не сильно, но заметно.

— А эта дурища каким боком? — пробурчал Кайман. — Она хоть понимает, во что влипла?

— Не знаю. Я проследил по камерам наблюдения. Они только из клуба вышли вместе, но каждый поехал на своей машине. Курбатова ждал водитель, и он отбыл сразу. А вот Милана долго не могла завести свой «гетц»…

— Опять педали тормоза и зажигания перепутала? — хмыкнул Егор и поморщился. — Ну да бог с ней! Получается, Александр Петрович, к нам во двор как вор приходил Курбатов. И разглядывал нас с Настей в кухонное окно.

— Я бы не стал принимать тот эпизод за истину, Егор Ильич, — предупредительно кашлянул Митрошин. — Тут как бы фактическое действие не заменить логическим. Курбатов мог ногу повредить до или после инцидента, мог пораниться при свидетелях.

— Тем не менее, — отмахнулся Легатов. — Сдается мне, что он знал, что Настя остановилась у нас, и прокрался за ней. А если так… — Кайман задумался, понимая, что и в этом доме нельзя ничего гарантировать. Взбесившийся подонок может снова явиться за своей жертвой.

«Увозить нужно! Увозить! Гамо су мамо!» — мысленно выругался Егор, а вслух велел:

— К Анастасии Васильевне нужно приставить охрану. К Изабелле Георгиевне тоже. С их голов не должен упасть ни один волос. Подумайте, Александр Петрович, и завтра мне доложите. Насчет мамы не знаю, а моей невесте желательно подобрать телохранительницу. Не люблю, когда рядом с ней ошиваются мужчины.

— Будет сделано, — по-военному отрапортовал Митрошин и отключился. Егор снова прислушался. Вода уже не лилась, но и к нему в спальню так никто не вернулся. Он решил про себя, что в душ за остаток ночи ему еще все равно придется наведаться и постоять под холодными струями. Поэтому сейчас нет смысла терять время. Нужно поспать хоть часок, пока не приспичит…

Кайман выскочил из комнаты, заглянул в ванную, оказавшуюся пустой, а затем рысью пересек коридор и осторожно открыл дверь соседней спальни. Настя в шелковых трусиках и такой же майке цвета морской волны лежала на кровати, свернувшись комочком.

— Не могу заснуть, — пожаловалась она Егору. — Закрываю глаза и снова вижу Олега. Мне страшно, Егор.

— Тогда какого ушла спать в другую комнату, — пробурчал Кайман, поднимая ее на руки. — Я никому не позволю обидеть тебя, — добавил он сердито. — Завтра с утра поговорим с родителями. Нужно поскорее оформить брак. Пока ты тут живешь на птичьих правах, что угодно произойдет. Наша фамилия дорогого стоит в этом городе и должна тебя защитить. Как можно скорее нужно подать заявление и оформить тебе документы. Устроим пышную свадьбу, чтобы каждая собака знала, чья ты жена. И сто раз подумала, связываться с кем-то из Легатовых или пойти своей дорогой.

— Не нужно пышную, — испугалась Настя. — Курбатов может нас застать врасплох.

— Как пожелаешь, — хмыкнул Егор, снова укладывая ее на свою кровать и усаживаясь рядом. — Но ловить его на нашем бракосочетании я точно не собираюсь.

Настя кивнула, слабо улыбнувшись.

— Спасибо.

— Ты такая красивая, — прошептал Егор, касаясь ее ступни, — что я боюсь даже притронуться.

Его пальцы пробежали по высокому подъему, потом по голени. Легкими движениями огладили коленку и устремились вверх по внутренней части бедра.

— Ты моя, Настя, — прорычал Кайман, заводя руку под тонкий шелк. — Только моя.

Специально или нечаянно коснулся самого низа живота. Отдернул руку и выскочил из комнаты.

«Придурок, — мысленно разочаровалась Настя. — Меня довел, сам распалился. И все!» Но в убежище Каймана, пронизанном мускатно-цитрусовым еле-еле уловимым запахом, ей стало легче. Никакой Курбатов в спальню к Егору не заберется. Конечно, обидно, что красавец Кайман только и делает, что ею пренебрегает, но жизнь, маленькая никчемная жизнь гораздо дороже самого замечательного траха. Пусть даже и с великим Кайманом. Чтобы окончательно не свихнуться, она решила подумать о чем-то приятном.

«Перестань, — самой себе приказала она. — А то вернется Егорушка, а ты на него прыгнешь. Заставишь исполнять супружеский долг заранее», — хмыкнула она мысленно, прикрывая веки. И тут же увидела по-бабьему круглое лицо Курбатова, глаза с поволокой — такие обманчиво добрые и влюбленные. Услышала зловещий шепоток, сводящий ее с ума: «Настенька-а!»