Опасение начала беспощадной подводной войны фактически все усиливалось, и отчеты Гогенлоэ не оставляли сомнения в дальнейшем развитии положения вещей в Берлине. 12 января Гогенлоэ сообщал:

«Как уже известно вашему превосходительству из последних берлинских совещаний, вопрос о расширении подводной кампании все обостряется.

С одной стороны, влиятельные военные и морские сферы настаивают на скорейшем применении этого средства, утверждая, что оно поможет им сильно ускорить окончание войны, а с другой стороны, политические деятели высказывают тяжелые сомнения относительно реакции, которую такое выступление должно вызвать в Америке и в других нейтральных государствах.

Верховное командование заявляет, что на Западном фронте ожидается новое наступление неприятеля, задуманное в большом масштабе, и что войска, которым придется отражать этот удар, ни за что не поймут, почему флот со своей стороны не сделает всего, чтобы прекратить или по крайней мере сократить приток войск и снабжение неприятеля. Отсутствие поддержки флота в страшно тяжелых боях, которые предстоят войскам, стоящим на Западном фронте, произведет губительное действие на их дух.

Что же касается упомянутых мною раньше возражений, касающихся впечатления, которое такая политика может вызвать в Америке, то в военных кругах говорят, что Америка не посмеет выступить и что она даже не в состоянии этого сделать: военный механизм Соединенных Штатов плачевно отказался работать даже в конфликте с Мексикой, и это ясно показывает, чего следует ожидать от выступления Америки на этом поприще. Поэтому даже возможное прекращение дипломатических сношений с Америкой отнюдь не окажет серьезного влияния на дальнейший ход войны.

Кроме того, ответственные морские деятели повторяют, что мы должны положиться на то, что если за ними не хотят признать способности окончательно победить Англию, они во всяком случае могут в очень скором времени – и уже конечно раньше, чем вмешается Америка, – настолько ослабить Великобританию, что у английских государственных деятелей останется только одно желание: приступить к мирной конференции.

Канцлер на это задал вопрос: кто может гарантировать ему, что флот прав, и в каком мы окажемся положении, если адмиралы ошибаются? На это адмиралтейство также ответило ему вопросом: как же канцлер со своей стороны представляет себе положение, если мы осенью настолько ослабеем, что придется просить о мире, не использовав как следует наши подводные лодки?

Итак, на весах, на которых взвешиваются шансы подводной войны, стрелка колеблется вниз и вверх и не дает возможности твердо установить, каков в действительности правильный образ действия.

Несомненно, что германскому правительству придется в ближайшем будущем принять окончательное решение относительно этого вопроса, и совершенно ясно, что каково бы ни было это решение, последствия его отразятся очень серьезно и на нас. Несмотря на это, мне кажется, что, когда германское правительство обратится к нам со своими соображениями по этому поводу, мы должны отнестись к ним чрезвычайно сдержанно; как мы уже говорили, категорическое решение вопроса о том, какой путь является безусловно правильным, при настоящих данных невозможно; на основании этих соображений я не советую становиться решительно на сторону того или другого решения германского правительства, так как это дало бы ему возможность снять с себя большую часть ответственности и перенести на нас.

Императорский и королевский посол Г. Гогенлоэ».

Ответ на последние слова цитированного отчета явствовал из моего поручения, данного мною нашему послу по телеграфу еще до получения его письма: я просил его как можно энергичнее поставить на вид все политические аргументы против начала обостренной подводной войны, как и следует из следующей телеграммы Гогенлоэ от 13 января:

«Ответ на вчерашнюю телеграмму № 15:

Согласно вышеприведенной телеграммы и по обсуждении ее с бароном Флотовым[13], я немедленно посетил государственного секретаря – канцлера я сегодня не мог видеть – и, следуя предписаниям Вашего превосходительства, обратил его внимание на то, что не следует забывать: последствия подводной войны лягут на нас одинаково с Германией, и, следовательно, германское правительство обязано выслушать также и нас. Я сказал, что хотя ответственным политическим деятелям Германий известно, что Ваше превосходительство высказывались против такой тактики еще во время пребывания здесь, я пришел, чтобы еще раз, в качестве истолкователя соображений Вашего превосходительства, повторить Ваши предупреждения против всякой спешки; я затем подчеркнул все аргументы против подводной войны, и не буду задерживать Вашего превосходительства перечислением их, так же, как и не менее известных Вашему превосходительству возражений, которые мне привел государственный секретарь. К тому же во вчерашнем моем обстоятельном докладе за № 6 II я сделал краткую сводку обеих этих точек зрения.

Циммерман особенно настаивал на том, что, исходя из всех полученных им за последнее время сведений и имея в виду особенно ответ Антанты Вильсону, который последний должен счесть за оскорбление, он все больше и больше приходит к убеждению, что дело едва ли дойдет до открытого разрыва Америки с Центральными державами.

Я сделал все от меня зависящее, определенно и многократно подчеркивал ответственность за себя и за нас, которую Германия возьмет на себя при решении этого вопроса. Я настаивал на том, что необходимо предварительно принять во внимание также и наш взгляд на него с точки зрения морской техники – в которой я конечно же совершенно не компетентен. Государственный секретарь высказал свое полное согласие на этот счет.

Мне лично кажется, что здесь все же скорей склоняются к тому, чтобы пойти на подводную войну, да и Ваше превосходительство, очевидно, вынесли то же впечатление за время Вашего пребывания в Берлине. При решении окончательной позиции, которую займет в этом вопросе германское правительство, последнее слово останется за военной партией.

Но несмотря на это и согласно полученным мною предписаниям, я, конечно, буду и впредь постоянно настаивать на всех политических аргументах против подводной войны.

Сегодня днем у барона Флотова будет еще случай переговорить с государственным секретарем».

Я тогда только что командировал начальника отделения барона Флотова в Берлин с тем, чтобы он оказал поддержку усилиям Гогенлоэ и принял бы все средства, чтобы удержать Германию от исполнения ее намерения. В своем докладе от 15 января Флотов писал мне по этому поводу следующее: