Сквозь густое желе, в которое превратились мои несчастные мозги, я услышала смешок и поняла, что выгибаюсь, выставляю грудь из пены вслед за его рукой…

- Теперь я знаю, как выманить черепаху… - заявил Знаменский и, зачерпнув ладонью воду, выпустил ее колючей струйкой – прямо на ноющие, твердые горошины…

Я захныкала.

- Пожалуйста…

Поиграв с водой еще немного и вырвав у меня еще несколько позорных стонов и просьб, Знаменский довольно улыбнулся… и плотно взял грудь успевшей нагреться ладонью. Я шумно выдохнула – оказывается, все это время держала воздух в легких.

– Так хорошо? – он медленно закружил большим пальцем вокруг соска, легко касаясь его, прижимая и дергая в стороны.

Вместо ответа, откинула голову назад, на край ванны, подставляясь под его ласки...

Рука на мгновение оставила меня в покое… и вновь легла, гладкая и скользкая. Дернувшись от неожиданности, я посмотрела вниз – он не стал брать мочалку, просто намылил руки.

– Подумал, так будет приятнее… – объяснил он слегка севшим голосом. – Ну-ка приподнимись еще немного… встань на колени…

 Стараясь ни о чем не думать, с дико колотящимся сердцем, я послушалась – поднялась из воды, из стыдливости повернувшись лицом к кафельной стене. И по странному звуку, который произвел вдруг Виктор Алексеевич, поняла, что на спине у меня тоже есть на что посмотреть… вернее, ниже спины…

– О боже! – я дернулась обратно, сообразив, что высунулась куда больше, чем по пояс.

– Стоять! – тут же отреагировал Знаменский.

Замерев в полудвижении, я уставилась на узоры плитки прямо перед своим лицом – совершенно уверенная в том, что сейчас меня схватят за задницу.

Но вместо этого почувствовала руки на своих плечах – сильными, горячими пальцами Виктор Алексеевич принялся разминать мою спину, размазывая мыло и развязывая тугие, напряженные мышцы.

Шумно вздохнув и закрыв глаза, я прижалась лбом к прохладной плитке. От будоражащего кровь и одновременно расслабляющего массажа горела уже далеко не только кожа – тепло концентрировалось, нарастало внизу живота, от каждого прикосновения хотелось то ли мурчать, то ли стонать…

– Убери волосы… – скомандовал он все тем же, сиплым голосом.

Я сделала – на автомате, даже не думая.

Пальцы тут же спустились ниже, работая уже вокруг лопаток… И еще ниже, явно продвигаясь к копчику…

– Нагнись. Придвинься ко мне попой.

Я вздрогнула, резко открыв глаза.

- Что? Я не…

- Давай-давай… - настаивал он, пытаясь сам подтянуть мои бедра к себе. – Ты же не хочешь, чтобы мы пропустили твои самые стратегические места…

Господи, он реально собирается мыть меня… там. Мысль об этом была настолько же возмутительной, насколько обжигающе-горячей и, пытаясь справится с шоком, я сама не заметила, как подвинула колени назад, а вместе с ними и пятую точку. Тело мое прогнулось, я фактически стояла перед мужчиной в коленно-локтевой позе.

– Идеально… – пробормотал он, и я уткнулась красным лицом в собственную руку, представляя себе, что за зрелище только что открылось перед ним во всей своей красе.

Каким бы оно ни было, Знаменский явно не смутился. Прочертив позвоночник, прошелся мыльными ладонями вдоль ягодиц, сжал бедра… будто не в состоянии решить, что ему нравится больше, поднялся обратно к лопаткам и скользнул руками под мышки… Снова сжал грудь – под поднятыми руками доступную и совершенно беззащитную. Я всхлипнула, реагируя на эту восхитительно-порочную беспомощность…

А потом пальцы вернулись к бедрам и, не давая мне опомниться, уверенно нырнули в ложбинку между ягодицами.

И еще ниже…

– Стойте! – не выдержала я, поджимаясь и пытаясь подняться. Господи, как стыдно… А если это снова произойдет – прямо в этой позорной позе, в ванне, подняв к нему задницу?.. А если я снова потеряю сознание…

– Шшш… – сильная рука сдержала меня, намыленные пальцы уверенно завладели пространством между складочками, нащупывая клитор… мучительно-сладко закружили по нему, вжимая и втирая липкую влагу… – Я просто мою…

А я просто сейчас кончу… Кусая губы, я подалась назад, еще больше подставляясь, еще сильнее прогибая спину – уже бесстыдно, уже все равно...

– Если бы ты не была в мыле… я бы попробовал тебя на вкус… сзади… – я вдруг почувствовала его дыхание у себя между лопаток… – Как тогда, помнишь? Только сзади…

Воздух застрял у меня в горле, от скрутившего бедра горячего напряжения даже скулы свело. Зажмурившись, я впилась зубами в запястье, в тщетной надежде заглушить собственные стоны…

И в этот момент, аккуратно и совсем неглубоко, один из «моющих» меня пальцев, погрузился внутрь влагалища.

– Не могу… слишком большой… не влезет…

– Спокойно… Расслабься и все влезет… Не сжимай так сильно мышцы…

Со стороны можно было подумать, что со мной пытаются заняться анальным сексом. Палец казался огромным, а от одной мысли о том, что туда должно поместиться нечто гораздо большее, становилось физически плохо…

Все возбуждение как рукой сняло.

– Да, ты – проект еще тот, Семёнова…

Вытащив палец, Виктор Алексеевич потянул меня и развернул к себе лицом.

– Что, уже пора к психологу? – подняв мое лицо за подбородок, он недовольно хмурился. – Ты понимаешь, что все через это проходят, и, если бы дело хоть в половину обстояло так, как тебе насочиняла эта дура, ты бы услышала об этом гораздо раньше?

Не отвечая, я выскользнула из его рук и опустилась в горячую воду. Обняла себя за колени. Знаменский досадливо закатил глаза и цыкнул.

– Опять поза младенца… Если честно, мне начинает это надоедать…

Я даже зажмурилась – до такой степени стало тошно от этих слов. Что же получается – только дефлорировать меня ему и надо было? А раз не могу, значит все – в отставку? Пусть психологи разбираются? И похрену, как я буду со всем этим справляться сама… Состарюсь, наверное, девственницей…

Будто перезревший гнойник взорвался в сердце и залил душу ядом, едкие слезы застлали глаза. Взяв себя в руки, я приказала им вернуться на место – лишь веки потяжелели…

Поднявшись с колен, Знаменский открыл шкаф и вытащил из него большое, пушистое полотенце.

– Вставай, - сухо, без каких-либо эмоций приказал.

Я бы и сама поднялась – и так все яснее ясного… Сейчас поможет мне вылезти, оставит одну, чтобы оделась и… прости-прощай любовь. Хорошо еще, если домой отвезет.

Однако, зачем-то он принялся меня вытирать. Я не сопротивлялась, охваченная внезапным безразличием и какой-то тупой отстраненностью – будто все это происходило не со мной... Что было даже хорошо, потому что иначе слез бы мне было не удержать. Надо постараться сохранить это ощущение, решила я – до того момента, пока не останусь одна…