И вот, ранним утром, в зелени густого парка, засаженного яблонями, дающими Нормандии ее знаменитый сидр, где расположилось поражающее силой своего благодатного воздействия аббатство Жюмьеж, послышался топот копыт дюжины всадников, сопровождающих тюремную карету. Подъехав к воротам монастыря, Ламбордемон, возглавлявший отряд, гарцуя на своём прекрасном вестфальском жеребце, громко воскликнул:

– Эй, открывай ворота!

Из оконца, возвышавшегося над землей на два с половиной – три туаза, прорубленного в одной из островерхих башен, с обеих сторон поддерживавших тяжелую арку ворот, появилась голова сонного монаха, неприветливо разглядывавшего всадников.

– А вы кто такие?

– Золотые львы Нормандии!

– На щите французского короля!

Услышав пароль, проворчал отзыв монах и, обернувшись, отдал команду братьям бенедиктинцам:

– Это свои, открыть ворота!

Вереница медленно потянулась в распахнутое пространство. Оказавшись за крепостной стеной, отделявшей святую обитель от суетного мира, перед стражниками предстала, во всем великолепии монастырская церковь, облаченная в готический ажур. В каждой линии величественной постройки, читалось необузданное желание мастера дотронуться до неба, отражалась, устремившаяся ввысь, сдерживаемая лишь контрфорсами, высеченная в песчанике плоть собора. Храм был красив, изящен и легок, камень как будто потерял вес, и купола воспарили не отягощенные мраморными статуями и барельефами.

Два упитанных монаха, в потертых черных рясах, предстали перед Ламбордемоном, как только, но покинул седло.

– Мир вам, добрый человек.

Лейтенант, перекрестившись на купола собора, поклонился служителям Господа.

– Вас ждут, следуйте за нами.

Сообщил один из братьев ордена Святого Бенедикта. Кивнув, офицер уже собрался было отправиться за бенедиктинцами, как вдруг остановился, будто вспомнив нечто важное:

– Брат мой…

Обратился он к монаху.

–…мы сопровождаем двух пленников, важных государственных преступников, потрудитесь распорядиться, чтобы их накормили.

Смиренно опустив голову, будто демонстрируя гостю выбритую тонзуру, слуга Божий выказал готовность выполнить просьбу гостя.

– Вален.

Воскликнул лейтенант.

–…проследите за арестованными.

Отдав распоряжения сержанту, он направился вслед за «черным монахом», как называют бенедиктинцев. Миновав просторный двор, гость с провожатым оказались у приземистой невзрачной постройки, укрывшейся в тени старых лип. Входя в низкие двери старинной трапезной, лейтенанту пришлось склонить голову, будто кланяясь незримому образу Божьему. После чего он потерял из виду провожатого, так как оказался в густом полумраке, и лишь через несколько мгновений, когда глаза привыкли к темноте, ему удалось разглядеть узкую каменную лестницу, что уходила по спирали вправо, вверх. Шаркающие шаги удалялись за поворотом, и офицер, пропуская по несколько ступней, поспешил вдогонку. Наконец свет, скупо проливавшийся из растворенной двери, позволил ему вынырнуть из мглы, и, преодолев последние ступени, оказаться в довольно просторной комнате, где его ожидал отец Жозеф. Капуцин сидел в массивном кресле, с высокой резной спинкой, возле квадратного стола, покрытого темнозеленой скатертью. На краю стола возвышался громоздкий, грубой работы подсвечник, удерживая с десяток толстых сальных свечей, свет которых разбавлял желтоватым мерцанием, мрачную сырость монастырского помещения.

Предложив, жестом, офицеру присесть в кресло, стоявшее напротив, капуцин кивнул монаху. Лейтенант, придерживая шпагу, уселся и, оглядевшись, произнес:

– Никогда не любил монастырей, под их мрачными сводами ощущаешь себя словно в гробнице.

Но взглянув в суровое лицо падре Жозефа, осекся, словно вобрав унылого величия запечатленного в камне. Капуцин не обратив внимания на разглагольствования мирянина, строго спросил:

– Где де Ла Удиньер?

– После того как мы расстались, господин лейтенант направился в Гавр, насколько мне известно.

Самодовольно произнес дворянин, чьё фатовство насторожило священнослужителя.

– И, что же заставило вас отклониться от заданного маршрута?

В этот момент в комнату вошел всё тот же монах, что сопровождал офицера, поставив перед господами два пузатых фужера и граненый графин с металлической пластиной, прикрепленной к стеклянной стенке сосуда. Прищурившись, Лабордемон, шевеля губами, беззвучно, прочел надпись, нанесенную на накладку – «Deo Optimo Maximo1»

– Что это?

Произнес лейтенант, с недоверием рассматривая сосуд, наполненный прозрачной темно-коричневой жидкостью. Отец Жозеф, смерив ироничным взглядом офицера, без тени удивления, ответил:

– Это ликер, созданный Бернардо Винцелли, монахом из монастыря Святого Бенедикта в Фекане, в Нижней Нормандии, отчего получивший название «Бенедектин», что значит «Благословенный». Угощайтесь, сей напиток, в умеренных дозах, весьма неплох.

С некоторым недоверием, лейтенант, плеснув в свой фужер ликера, поднес сосуд к носу.

– Странный запах.

Сделав небольшой глоток, он схватился за горло, едва совладав с собой, после чего поставив фужер на стол, обиженно взглянул на монаха.

– Весьма необычный аромат, но, на мой взгляд, чрезмерно крепок, к тому же, эта приторность, я бы предпочёл…

– А я бы предпочел, чтобы вы незамедлительно ответили на мой вопрос!

Повелительно прервал офицера «Серый кардинал». Лабордемон, осознавая авторитет сидящего перед ним человека, ответил легким поклоном.

– Так вот, наш отряд попал в засаду, прямо на гаврской дороге, как только миновали Лильбон. Прозвучал выстрел, один из моих людей был убит, после чего мы бросились в погоню …

– Постойте, лейтенант, вы утверждаете, что попали в засаду, и был убит лишь один человек?!

– Ну, видите ли, это была не то, что бы засада, в нас стреляли из-за кустов.

– Стреляли из-за кустов.

Повторил капуцин, размышляя над словами Ламбордемона.

– И сколько же было нападавших?

– Двое.

В некоторой растерянности вымолвил офицер.

– Двое. И вы полагаете, что два человека, если они, конечно, не лишены рассудка, могут решиться атаковать отряд, насчитывающий две дюжины вооруженных солдат?!

– Но Ваше Святейшество…

– Скажите, Ламбордемон, вы как офицер можете мне объяснить цель этого нападения?

Вопрос монаха, очевидно, поставил лейтенанта в затруднительное положение, и пока он, разведя руками, собирался с мыслями, отец Жозеф продолжил:

– Насколько мне известно, засады чинятся не только силами превосходящими противника, но и с определенным умыслом. Например, похищение важной персоны, освобождение пленников, ограбление, наконец. Какую цель, на ваш взгляд, могли преследовать люди, напавшие на ваш эскорт? Уничтожить вас? Помешать добраться до Гавра? И то и другое нелепость, учитывая их ничтожно малое число. Что же тогда?