Итак, милый старикан Дед Мороз в мгновение ока превратился в моего недоброжелателя. Он отдалился от меня на тысячи и тысячи миль! В его глазах был лед. Его накладная борода недоверчиво ощетинилась и блестела, шест, который он держал, выглядел как оборонительное оружие.

И снова я один! Но, даже погруженный в тяжкие раздумья, я не мог не заметить, что Пенджли уже не было рядом с киоском, что он направляется ко мне и вот-вот покажется из-за угла.

— Спокойной ночи, — быстро попрощался я со стариком и отошел от него.

Я пересек площадь по направлению к строительной площадке, к палаткам, железным конструкциям и строительным лесам. В этом месте когда-то красовался Эрос, а женщина с пышным телом продавала розы, фиалки, гвоздики. Теперь все здесь лежало в руинах; закончился целый период человеческой цивилизации. Еще сильнее, чем прежде, меня в те минуты терзал вопрос — следует ли мне навсегда забыть Хелен или нет. Ни больше ни меньше. Должен ли я, преодолев сопротивление в душе, вернуться в ту комнату, с грязными, недокрашенными стенами, коптящими свечами, с миниатюрами из слоновой кости на секретере, изображающими жанровые сценки? Чтобы снова взять на себя ответственность за тот момент, когда Осмунд поднял Пенджли в воздух, или лучше считать это дурным сном, позабыть Хелен, дать Пенджли ускользнуть?.. Дать Пенджли ускользнуть? Так думал я, прекрасно зная, что Пенджли уже успел пробраться под широкий темный парусиновый полог, прикрывавший вход в дыру, над которой висел красный фонарь. Самое подходящее для него место! Эта шахта шла вглубь, до самой сердцевины земли. В своем бредовом состоянии я ощущал, как его холодные, окостеневшие пальцы сжимаются вокруг моего горла и сильные, как щупальцы, руки тянут, тянут меня вниз, мимо красного фонаря, и вот уже мне нечем дышать, воздух все тяжелее и гуще, сырая комковатая земля забивается мне в ноздри.

Я глянул наружу, вверх, на небо, пылающее танцующими буквами, на стены темных зданий и почти сразу увидел напротив меня окно гостиной Осмунда — черный квадрат, зияющий посреди сверкающего поля золотых и изумрудных звезд.

Я почти бегом побежал через площадь, ничего не чувствуя, кроме холода, страха и неотступного присутствия гонящейся за мной тени. Я свернул к отелю «Риджент палас» и увидел справа, над моей головой, вывеску — надпись крупными буквами: «Китайский ресторан».

У меня было при себе только полкроны. Для ресторана я был неподобающим клиентом во всех отношениях. Мне было холодно, и меня мучил страх. Повернувшись, я стал подниматься по лестнице. Стену над лестницей украшала роспись — что-то из китайской жизни: на белом мраморе расцветали розы, из-за которых выглядывали мостики, дворцы, чайные домики; под ними помещалась реклама вустеровского соуса, корсетов, путешествий в Женеву. На повороте лестницы меня обогнали девушка с мужчиной. Девушка сказала:

— Я говорю, что тут кормят чем-то непонятным. Это не нормальная еда, так сказать человеческая.

А что я говорил тогда себе, подходя к двери ресторана? Я говорил: «Я не вернусь… Боже! Не заставляй меня опять погрязнуть в этом! Не желаю больше видеть ту комнату. Не желаю больше видеть…»

— Да, — сказал мне вежливый китаец во фраке, стоявший у входа, — есть одно местечко за столиком у окна.

И действительно, зал был на удивление полон. Я имею в виду — для такого часа. За всеми столиками сидели люди, а за указанным мне столиком было двое, мужчина и женщина. Я подошел и сел напротив них. Мое место было у окна. Глядя вниз, я видел угол Пиккадилли и узкую улочку, ведущую к «Риджент паласу». У стены дома женщина продавала газеты. Заголовок, набранный крупным шрифтом, сообщал: «Трагедия в одной из квартир Уэст-Энда!»

Я вздрогнул. Наверное, они имеют в виду квартиру Осмунда. Остановили машину Буллера. Осматривая ее, обнаружили мертвое тело на заднем сиденье. Или его поймали с мертвым телом за Дирком (если бы я знал, кто это такой или что это такое), и теперь Осмунд, Хелен и Хенч…

— Скажите, какая разница между обедом стоимостью в четыре шиллинга и обедом стоимостью в четыре шиллинга и шесть пенсов? — спросил я у официанта-англичанина.

— В обед за четыре шиллинга и шесть пенсов входит куриный суп, — устало ответил официант, косясь одним глазом на газетный заголовок за окном.

— Хорошо, мне обед за четыре шиллинга и шесть пенсов.

Он уже тоже прочел, думал я. Теперь все заговорят об этом.

Мужчина и женщина напротив меня сидели рядом и тихонько переговаривались. Она была тоненькая, изящная, в красной шляпке, а он крепыш, круглолицый — типичный англичанин, — очень спокойный и, как я заметил, чрезвычайно приветливый. Возможно, это были жених с невестой, но если так, то, вероятно, помолвлены они были довольно давно. Между ними уже не было романтических отношений, просто тихое, доброе согласие. Официант только что принес и поставил перед ними блюда — много всего неопределенной формы и цвета. Одно было похоже на какой-то пирог, второе было смесью всевозможных овощей.

— Подать палочки? — спросил официант.

Они от палочек отказались.

— Я могу, например, пойти и посмотреть серебряные приборы, — сказала дама, — чтобы избавить маму от хлопот.

Такого спокойного человека, как ее спутник, я еще не встречал. Это проявлялось не только внешне; в нем чувствовался внутренний покой, уравновешенность, степенность. Да, скорее всего они вот-вот поженятся.

— Здесь все так же, как и было, с тех пор когда мы заходили сюда в последний раз, — сказала она. — Помнишь, мы тогда еще смотрели «Мари Роуз»?

Он опять кивнул… До чего же хорошие, добрые у него глаза. В жизни таких не видел.

— А все-таки что ты думаешь по поводу столового серебра? Или мне подождать, пока ты сможешь пойти со мной?

— Нет, иди одна, ты и без меня выберешь, что нужно.

Чета приступила к трапезе. Я обратил внимание на то, что им была привычна китайская пища. Они умело обращались с месивом в тарелках и понимали в нем толк.

Тем временем мне тоже принесли плошку, содержавшую нечто вроде горячей воды, в которой плавали кусочки общипанной курицы. Мне ничего не лезло в рот. Меня ужасно мутило. Если то сообщение в газете касалось квартиры Осмунда, будет чистым сумасшествием, если я туда вернусь. Наверняка там будет полиция. Мне будет проще помогать Хелен, оставаясь в стороне.

— А та женщина смеется в точности как Люси, — продолжала дама в красной шляпке. — Такой же глупый смех. Забавно, за эти годы не изменился только ее смех.

— Нет, она недурна, — пробормотал он, опустив голову и разглядывая пирог.

Так-так, значит, они уже давно женаты. Жили за границей. В Китае, видимо. Мой суп убрали, вместо него принесли что-то другое. Мои глаза, которые, казалось, жили своей жизнью, не могли оторваться от двери. Он мог возникнуть в любой момент, — шляпа, надвинутая на самые брови, руки, засунутые глубоко в карманы плаща. Что мне тогда делать?.. Вот он пересекает зал, его взгляд прикован ко мне… Привидение или он живой?