— Четвёртое месяца августа, госпожа.

Она написала цифру четыре и название месяца по-немецки:

— Верно?

Кристоф пожал плечами так, что зашуршали кольца кольчуги, а Наташа усомнилась в его грамотности.

Впрочем, это она не знает, как пишется август на старонемецком языке, а не он.

— Теперь скажи, какой год, — забилось её сердце лихорадочно.

— Год? — переспросил он.

— Угу, — улыбнулась девушка. — Ну? — сгорала от нетерпения.

— Год 6546 от сотворения мира.

— Кхм… — поперхнулась она. От сотворения мира? Господи, это как?

Парень тотчас подал ей кубок с водой. И она пила, не спеша, махнув ему, чтобы отошёл.

Раннее средневековье, — вспоминала ненужные, давно похороненные на задворках памяти знания.

Если исходной точкой отсчёта взять условно 5508 лет от сотворения мира и произвести расчёт, то есть отнять эти годы от текущего 6546 года, то получится… 1038 год нашей эры. Одиннадцатый век!

Так и писать надо было не арабскими цифрами, а римскими! — пришла она к выводу. Поэтому Кристоф и не понял, что она написала.

Ну ладно, подождём, что выяснит Шамси, — отыскала его глазами.

Он и граф прохаживались у телег, и выглядели при этом крайне напряжённо.

Похоже, там жарко, — обратила внимание Наташа на приближающуюся раскрасневшуюся Люсю, перекосившуюся под тяжестью корзины. В другой руке она держала красивый кувшин и прижимала к боку ворох одежды. Рукав выбившегося из груды тёмно-серого платья волочился по траве.

Людмила заканчивала осмотр очередной телеги и уже собиралась перейти к следующей, когда отвлеклась на умопомрачительный запах жареной птицы. Аромат, исходящий из корзины, прикрытой выбеленным отрезом ткани, мутил разум.

Сглотнув набежавшую слюну, женщина заглянула под ткань. В глубокой глиняной миске в окружении тушёных овощей лежала крупная утка: хорошо прожаренная, с аппетитной золотистой корочкой. Краснобокие яблоки, круглый хлеб, кольца колбасы, что-то ещё на широком дне, завёрнутое в салфетки — всё было даром богов и компенсацией за вынесенные страдания и пережитый ужас.

Она обомлела от радости; в животе заурчало в предвкушении. Есть хотелось давно и мучительно, но нахлынувшие события заставили забыть о потребностях организма. Теперь же нервная система успокоилась и взывала не только к своему восстановлению, но и к восполнению сил физических.

Кувшин дивной красоты, украшенный чеканкой, из которого вкусно пахло вином, оказался к тому же и серебряным.

Вот и первая музейная утварь, о которой говорил господин Лемма, — загорелись глаза Людмилы. Не так уж и плохо в этом загробном мире.

Решив, что корзину с едой можно присовокупить к разыскиваемым сундукам, как и кувшин, Люся бросила одежду под ноги и озаботилась освобождением кошёлки из плена.

Придавленное нависшим тюком высокое узкое горло кувшина она освободила первым. Глотнув из него, убедилась в отменном качестве креплёного виноградного напитка. А вот тяжёлая плетёная кошёлка, зажатая между сундуками, ну никак не желала освобождаться. Уйти без неё не хватало сил, и выложить провизию было не во что. Пойти и вернуться с чем-нибудь подходящим? Ну, нет! Вдруг корзину перехватят?

Не теряя надежды, Людмила упрямо дёргала ту за ручку.

— Отойди, я помогу тебе, — раздался за её спиной громкий голос.

Женщина в испуге обернулась. Рука с кувшином рванулась в сторону.

На Герарда выплеснулось вино. От неожиданности он отпрянул и схватился за рукоять кинжала.

Беловолосая компаньонка графини отшатнулась от него. Округлив глаза, испустила непонятный отрывистый вопль.

— Пилять! — вскрикнула она. — Ой-ёй, что я наделала!

Не выпуская кувшин, прижатый к груди, принялась поспешно затирать расплывшееся пятно на груди и ниже пояса мужчины. Не сводила глаз с его напрягшейся руки на кинжале в ножнах, украшенных серебряными вставками и цветными кабошонами.

Тёрла и тёрла впитавшееся вино в ткань туники и без того без единого чистого местечка. Под ладонями ощущались мелкие звенья кольчуги.

— Простите, я не хотела. Случайно вышло. Но вы сами виноваты.

Украдкой рассматривала его: красивого, высокого, с пронзительными голубыми глазами, и он не спешил отругать её за неловкость. Она видела его ранее и, похоже, он был здесь главным: ходил взад-вперёд, зычным голосом направо-налево раздавал приказы, к нему подходили служивые, о чём-то спрашивали и спешили исполнить указания. Вышитый на тунике герб в виде щита с изображением двуглавого орла и льва в миниатюре, не оставлял сомнений в главенстве мужчины. У других воинов ничего подобного на туниках изображено не было.

— Ты не говоришь на моём языке, — вскинул он бровь, не спуская глаз с её лица, залившегося краской смущения. — Оставь, — отстранил руку женщины и, слегка поднатужившись, вытащил затрещавшую корзину.

Поняв несколько слов, Людмила опомнилась и заговорила на немецком языке:

— Простите, я не хотела вас вымочить, — последний раз прошлась ладонью по тунике выше поясного ремня мужчины. — Вы меня напугали своим внезапным появлением. Вот я и… эмм…

— Куда путь держит графиня? Откуда? — спросил он, всматриваясь в глаза женщины цвета лесного ореха.

— Путь?.. Ах, да, длинный, нелёгкий, — махнула она в сторону дороги. — Мы очень устали, а ему всё нет и нет ни конца, ни края, пиля… Простите… Как всё сложно, — пробурчала, отыскивая взором Шамси Лемму.

Тот разговаривал с графиней, не обращая внимания на её компаньонку. Ну, и где справедливость?

— Как вы попали в обоз венгерской графини? — кажется, его не понимают. В самом деле, всё сложнее, чем он ожидал.

— Графиня? Ранена, да. Вот сундуки свои отыщем и… Вы не видели наши сундуки? Большие такие, самые красивые. Два, — развела она руками.

На вопросительный взор мужчины, наклонившего голову к плечу и не сводившего глаз с кувшина в её руке, качнула им и без тени смущения заверила:

— Мой, — быстро поправилась: — графини, как её там… И сундук, что с серебряной утварью, тоже её. И карета, если что, тоже… наша. И вот, — собрала одежду у ног.

Мужчина вздохнул, а Людмила аккуратно взяла корзину из его рук и улыбнулась открыто и обворожительно, как только умела:

— Простите, я спешу к раненой графине и я вас ни хрена не понимаю, а жаль. Мы же ещё увидимся?

Мужчина своей харизмой сводил с ума. О боги, разве можно быть таким красивым?!

— Спасибо за помощь, — ну это он должен понять!

Безуспешно ждала галантных поклонов или хотя бы заверений и впредь рассчитывать на его помощь. Вздохнула: языковой барьер — то ещё препятствие к взаимопониманию. Чтобы его преодолеть, надо выпить обоим и в одной тёплой компании.