Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утверждения Майлиуса, однако, становятся более правдоподобными, когда он говорит о местонахождении будущего короля в тот год, когда он якобы женился на Мэй Кульм-Сеймур:
«Свидетели обвинения утверждали, что в 1890 г. король Георг официально не был на Мальте. Проведенные уже после суда расследования доказывают, что в 1890 г. принц Георг был назначен командиром канонерской лодки „Дрозд“, которая, направляясь на базу в Северную Америку, прибыла 9 июня 1890 г. в Гибралтар, где оставалась до 25 июня того же года, то есть в течение шестнадцати дней. Как известно, Мальта находится всего в пяти днях пути от Гибралтара…
Что делал принц Георг между 9 и 25 июня 1890 г.? Нет никаких свидетельств о его пребывании в Гибралтаре в этот промежуток времени или о посещении им каких-либо светских мероприятий… И вообще, почему Георг на 4000 миль отклонился от курса?»
Читатели этой книги уже знают, почему принц Георг отклонился от курса на 4000 миль — прежде чем пересечь Атлантику, нужно было отбуксировать в Гибралтар торпедный катер. Что же касается якобы потерянных шестнадцати дней, письма и дневники принца дают полную и точную картину того, как он провел их, ожидая окончания ремонта судовых двигателей. Подобно другим молодым морским офицерам, он играл в поло и теннис, в вист и на бильярде, ходил на пикники и смотрел на обезьян; обедал же он в офицерских столовых. А потому не имел времени на секретный вояж на Мальту и тайный брак. Репутации короля Георга и мисс Мэй Кульм-Сеймур и после этой атаки остались незапятнанными.
Судебное разбирательство 1911 г. стало толчком к проявлению в обществе симпатий к королю. Эти настроения нашли отражение в творчестве романиста Генри Джеймса, показавшем изменившееся отношение к монархии. До 1915 г. он оставался гражданином Соединенных Штатов, но всегда проявлял горячий интерес к британским институтам.
После смерти в 1901 г. королевы Виктории Джеймс писал: «Принц Уэльский архивульгарен… никудышные Йорки вообще полные ничтожества… Я настроен весьма пессимистично». Десять лет спустя, обнаружив, что его племянник Эдвард Холтон Джеймс сотрудничает с Майлиусом в издании «Либерейтора», он лишил его завещания.
Уважение к памяти отца не распространялось у короля на тех богатых и беспокойных космополитов, которые олицетворяли собой эпоху короля Эдуарда. Вскоре после его восшествия на престол Макс Беербом нарисовал карикатуру, изображавшую лорда Бернхэма, сэра Эрнеста Кассела, Альфреда и Леопольда Ротшильдов и Артура Сассуна, с опаской движущихся по коридорам Букингемского дворца на встречу со своим новым сувереном. Подпись под ней гласила: «Будем ли мы теперь желанными гостями?»
Во всех письмах, дневниках и сохранившихся записях бесед короля Георга нет ни малейшего намека на тот ярый антисемитизм, который во времена его правления пронизывал все слои британского общества: его чувства не имели ничего общего с тем презрением, с которым его личные секретари отзывались о «еврее-рестораторе Лайонсе». Просто друзья отца, как евреи, так и аристократы, ему не нравились. «Может, здесь и скучно, — говорил он о своем дворе, — но вполне респектабельно».
Лишь немногие из прежних друзей короля Эдуарда пользовались благосклонностью нового монарха — среди них лорд Эшер и граф Альберт Менсдорф, о которых уже упоминалось на страницах этой книги. Однако место в биографии короля Георга они заняли не столько из-за их участия в государственных делах, сколько благодаря аккуратному ведению дневников.
Реджинальд Бретт, второй виконт Эшер, родился в 1852 г., на тринадцать лет раньше короля. Его отец, амбициозный юрист из средних слоев, сумевший дорасти до должности начальника судебных архивов и получить титул пэра, отправил сына учиться в Итон. Там мальчику посчастливилось стать учеником Уильяма Кори — поэта, историка и романтика. Среди других учеников Кори был юный лорд Розбери, о котором его наставник писал: «Он один из тех, кто любит побеждать, но не любит мараться». Пальмовую ветвь победителя Розбери завоевал, но вскоре утратил ее из-за большого количества налипшей грязи: будучи в 1894–1895 гг. в течение пятнадцати месяцев премьер-министром, он больше никогда не претендовал на этот пост. Эшер, еще более брезгливый, даже и не пытался участвовать в этой гонке.
Его способности следует оценивать не по тем постам, которые он занимал, а по тем, от которых отказался. Солсбери предлагал ему стать губернатором Капской колонии; Бальфур приглашал на пост военного министра; Кэмпбелл-Баннерман видел его преемником Минто на посту вице-короля Индии. Он отверг все эти предложения, предпочитая сохранять свободу и оставаться в безвестности или, как он говорил, вести «осмотрительный образ жизни». Внешний мир знал его всего лишь как одного из рядовых членов парламента, занимавшего при королевском дворе незначительные посты.
Свой карьерой Эшер был обязан Розбери, одной из последних акций которого в качестве премьер-министра стало назначение старого друга и товарища по Итону секретарем управления делами короля; в то время серебряный век патронажа еще не сменился вульгарностью конкурсных экзаменов. Отвечая за королевские дворцы, он попал в поле зрения королевы Виктории и ее семьи; почтительное поведение и внимание к деталям были оценены. Король Эдуард VII, на которого произвело большое впечатление блестящее знание Эшером протокольных и исторических прецедентов, назначил его помощником коменданта и заместителем управляющего Виндзорским замком. Именно он спас от забвения накопившиеся за сорок лет архивы королевы Виктории и подготовил прекрасное издание ее писем. В течение всей жизни он пользовался доверием трех последовательно сменявших друг друга монархов.
Постепенно Эшер стал приобретать политическое влияние, ранее небывалое в установившейся конституционной практике. Являясь членом Королевской комиссии, назначенной для расследования подготовки и ведения Англо-бурской войны, а также председателем Комитета по реформе военного ведомства, именно он докладывал королю Эдуарду VII о повседневной деятельности этих органов. Сэр Джон Бродрик, с 1900 по 1903 г. являвшийся военным министром, с некоторой горечью писал:
«К тому моменту, когда любое решение созревает до той степени, что кабинет может изложить его суверену, оно уже в значительной степени предрешено благодаря односторонним оценкам наблюдателя, не имеющего никакого официального статуса. Другими словами, лорд Эшер вольно или невольно сделался неофициальным советником короны».
Придворных и чиновников одинаково раздражало влияние лорда Эшера на короля Эдуарда, не зависевшее от того, какое именно правительство в данный момент находилось у власти. «Он явно необычный человек и имеет значительное влияние в Букингемском дворце, — отмечал один министр, принадлежавший к партии либералов. — Кажется, он способен крутить им, как ему вздумается, что наверняка вызывает значительное недовольство придворных». Даже невозмутимый Стамфордхэм как-то заметил: «У него необычайное стремление все знать, причем обычно он добивается успеха!» Но, когда Эшер от имени короля телеграммой запросил в Форин оффис один меморандум, сэр Эдвард Грей резко ответил, что документ будет направлен только по запросу личного секретаря короля.