Однако несмотря на это, с каждой секундой его страсть всебольше остывала: две мысли не давали ему покоя. Во-первых, Александра не имеетни малейшего представления о том, что он собирается сделать с ней, а когдаузнает, вероятнее всего, не только перепугается, но и станет сопротивляться.Во-вторых, даже если этого и не произойдет, Джордан не находил большогоудовольствия в том, чтобы лишить невинности неопытную девочку, совершеннонесведущую в тонком искусстве обольщения.

В отличие от других мужчин, гордившихся победами наддевственницами, Джордан всегда предпочитал, чтобы его женщины были искушеннымив любви, чувственными, готовыми на все партнершами, знавшими, как угодить ему,и принимавшими даримое им наслаждение без застенчивости и сдержанности. Тот факт,что обычно они пытались привлечь внимание Джордана из корыстных побуждений –либо завлечь завидного жениха в сети брака, либо погреться в лучах его славы ипопулярности, – не слишком волновал Джордана. В конце концов, он тоже требовалот них наслаждения и удовлетворения всех желаний, иначе говоря, потаканиесобственным прихотям и было той осью, вокруг которой вращался весь ихпленительный мир.

Шорохи за ширмой стихли – по-видимому, Александра успелапереодеться, но не выходит, боясь показаться в ночной сорочке.

Решив, что лучший способ успокоить ее – хладнокровно,деловито поговорить об одежде, вернее, о ее отсутствии, Джордан поднялся ипрошел к буфету, намереваясь налить себе бокал вина.

– Александра, – не допускающим возражений тоном осведомилсяон, – тебе помочь раздеться?

– Нет, – испуганно пролепетала девушка, – я… я уже готова.

– В таком случае перестань прятаться и выходи.

– Не могу! Француженка, модистка вашей бабушки, – простосумасшедшая! Во всем, что она сшила, – огромные дыры!

– Дыры? – в замешательстве переспросил Джордан. – Что еще задыры?

Александра нерешительно выступила из-за ширмы, и при виде еераскрасневшегося негодующего лица Джордан невольно взглянул на смелый глубокийвырез переливающейся атласной сорочки.

– Эта сорочка, – объявила она, обвиняющим жестом указывая наполуобнаженную грудь, – с дырой едва ли не до талии. В голубой – квадратнаядыра, чуть не до половины спины. Ну а желтая хуже всех! Одна дыра на спине,другая – спереди, а сбоку разрез до колена! Французам, – мрачно добавила она, –вообще не следует давать в руки ножниц!

Джордан залился смехом, подхватил Александру на руки изарылся лицом в душистые волосы. Плечи его неудержимо тряслись. И в этот мигпривычный цинизм, так глубоко укоренившийся в душе Джордана, стал безвозвратнорушиться.

– О, Алекс, – выдохнул он, – не могу поверить, что тынастоящая.

Поскольку девушка не чувствовала себя виноватой занепристойный покрой этих дурацких одеяний, она не приняла его смех на свойсчет, но торжественно предостерегла:

– Вам будет не до веселья, когда вы увидите все, за чтозаплатили такие деньги этой женщине!

Джордан сверхъестественным усилием воли подавил неуместноеоживление, поднял голову и нежно посмотрел в обращенные к нему полные гневаглаза.

– Но почему?

– Потому, – расстроенно сообщила она, – что те сорочки, вкоторых не вырезаны дыры, прозрачны… как стекло!

– Стек… – И Джордан опять ничего не смог с собой поделать.Погибая от хохота, он закружил Алекс по комнате, охваченный бесконечнойрадостью и неожиданным счастьем обладания этим искренним, чистосердечнымсозданием.

Он понес ее к постели, но, когда чуть разжал руки и ее ногискользнули по его бедрам, едва задев за налитую желанием плоть, Алекс мгновеннооцепенела. Растерянная, испуганная, словно понявшая, что с ним происходит, оналихорадочно вглядывалась в Джордана.

– Что вы собираетесь со мной сделать? – запинаясь,пробормотала она.

– Любить тебя, – мягко объяснил он, намеренно не вдаваясь вподробности.

Алекс затрепетала:

– Но как?

Джордан ободряюще улыбнулся, тронутый ее страхом иневинностью, сиявшим в огромных влажных глазах.

– Я постепенно расскажу тебе, как все будет, – пообещал он,но, поняв, что ответ вряд ли удовлетворит ее, добавил:

– Проще говоря, что-то вроде зародышей будущего ребенкаскрыто в моем теле, и я должен пересадить их в твое. Но никогда нельзя узнать,точно ли от этого получится ребенок. Поверь, Александра, – добавил он как можноубедительнее, предчувствуя, что многое из того, что он собирается делать,наверняка покажется ей «грешным», – между нами не может быть ничего дурного и неправильного. Люди занимаются этим в постели независимо от того, хотят ониребенка или нет.

– Правда? – прошептала она с душераздирающей доверчивостью.– Почему?

Джордан, спрятав улыбку, стал развязывать атласный бант унее на груди.

– Потому что им это приятно… доставляет удовольствие, –просто ответил он, положил ей руки на плечи, и, прежде чем Александра поняла,что он задумал, сорочка скользнула по обнажившемуся телу и легла у ногсверкающим облаком. Джордан невольно затаил дыхание, пораженный неожиданнойкрасотой этого юного существа. При такой худенькой фигурке груди оказалисьпоразительно полными, талия – узенькой, ноги – длинными и стройными.

Александра, застыв от ужаса и стыда под взглядом мужа,упорно смотрела в пол и лишь тихо облегченно вздохнула, когда Джордан поднял ееи уложил на кровать. Торопливо спрятавшись за столь ненадежным прикрытием, какпростыня, Александра подтянула ее до самого носа и поспешно отвернулась, кактолько Джордан стал раздеваться. При этом она настойчиво и безуспешнонапоминала себе, что женщины испокон веков рожают детей и нет ничего странногоили уродливого в том, что собирается сделать с ней Джордан. Кроме того, еепрямой долг – подарить ему наследника, и она решительно отказывается начинатьсемейную жизнь с того, чтобы уклоняться от исполнения этого долга.

Однако несмотря на все благие намерения, как только он легрядом и наклонился над Александрой, ее сердце словно обезумело.

– Ч-что вы хотите? – пролепетала она, не в силах отвестивзгляд от загорелой мускулистой груди.

Джордан осторожно приподнял ее подбородок, вынуждаявстретиться с ним глазами.

– Для начала я собираюсь поцеловать тебя и прижать к себе, –пояснил он вкрадчивым, мягким, словно бархат, голосом. – И ласкать. Позже…позже мне придется причинить тебе боль, но всего лишь на минуту, на однуминуту, – пообещал он, чтобы Александра не страшилась заранее роковогомгновения.