У с. Крымского арьергард выдержал упорный бой, донские казаки много способствовали успеху боя, донская артиллерия творила чудеса.

Казаки в Гамбурге на торговой площади 18 марта 1813 г. Грав. К. Сура

Под самой Москвой Кутузов хотел было дать бой, но, убедившись, что местность не благоприятствует бою, собрал военный совет из высших начальствующих лиц в д. Фили.

На совете большинство генералов высказалось за сражение, но Кутузов имел мужество и твердость принять свое собственное решение.

Выслушав подчиненных, Кутузов закончил совет словами: «С потерею Москвы еще не потеряна Россия, доколе сохранена будет армия.

Уступлением столицы мы приготовим гибель неприятелю. Я намерен идти на Рязанскую дорогу. Я вижу, что мне придется поплатиться за все, но жертвую для блага Отечества. Приказываю отступать».

В ночь на 2 сентября началось отступление наших войск через Москву, сильно замедлявшееся переправой через реку.

В Москве не верили, что она будет отдана без боя, и движение через город объясняли желанием обойти противника, но скоро с грустью узнали об истине.

За армией потянулись обозы жителей Москвы, оставлявших свои жилища.

Генерал Милорадович мужественными и решительными распоряжениями дал возможность беспрепятственно отступить армиям и своему арьергарду.

В тот же день неприятельские колонны двинулись к Москве. Наполеон выехал на Поклонную гору и любовался видом Москвы.

Он не подозревал еще, что этот город приведет в расстройство и погубит его армию.

У Драгомиловской заставы Наполеон долго ожидал депутацию с ключами Москвы, но не дождался – Москвы не сдавали, а ее оставляли. Все происходившее показалось непонятным Наполеону – он привык занимать столицы государств Западной Европы с изъявлением покорности, в том виде, как были; здесь же он занимал, в сущности, только постройки города, жителей же почти не было – оставались те, которые готовились жестоко мстить врагу, и выпущенные на свободу арестанты. Французам было непонятно русское сердце.

Наполеон расположился в Кремле, окружив его войсками.

На другой день Москва запылала со всех концов. Пожар был подготовлен губернатором Москвы графом Растопчиным. Он даже распорядился вывезти весь пожарный обоз. Оставшиеся жители, пренебрегая опасностью расстрела, поджигали свои дома; французы же своим грабежом и неосторожным обращением с огнем сами способствовали пожарам.

4 сентября пожарище приблизилось к Кремлю. Наполеон принужден был спасаться и выехал из Кремля в Петровский дворец. Напрасно приказывал он ловить и расстреливать поджигателей – на место их являлись новые; он не понимал, что, движимые любовью к Отечеству, ненавистью к врагу, они шли на опасное предприятие, как на подвиг.

Все распоряжения Наполеона остановить разбушевавшуюся стихию были напрасны – более двух третей города выгорело в несколько дней. Пожар уничтожил оставшиеся в Москве запасы, способствовал развитию в неприятельских войсках грабежа, в котором принимали участие не только солдаты, но и офицеры.

Дисциплина расшатывалась; в войсках появилось неповиновение своим начальниками – войска обращались в толпу.

Армия рассчитывала найти в Москве отдых и огромные запасы продовольствия; правда, находили здесь много различных продуктов, но самого необходимого – хлеба и мяса не было. Солдаты забирали все более или менее ценное в домах и церквах.

Драгоценные ризы с икон сдирались, а иконы бросались, как ненужные вещи. Священные одежды, сосуды расхищались. А самые храмы наши враги обращали в конюшни.

Оставление Москвы, а затем пожар ее были тяжелой, но искупительной жертвой, имевшей неисчислимые выгоды для нас.

Все расчеты Наполеона рушились. Оставлением Москвы русские не закончили войны; они разгорались все большей и большей жаждой мести, жаждой кровавой борьбы до полного уничтожения врага.

Вся Россия с верой и надеждой взирала на своего Монарха. В нем она видела спасение, к нему неслись все помыслы, за него уста шептали горячие молитвы.

Когда АЛЕКСАНДР I узнал об оставлении Москвы, то, тронутый до глубины души бедствиями своих подданных, не скрывая своей горести, сказал: «Из всего нами испытанного заключаю, что само Провидение требует от нас великих жертв, особенно от меня. Но скажите, – обратился ГОСУДАРЬ к привезшему известие, полковнику Мишо, – скажите, что говорили войска, оставляя без выстрела мою древнюю столицу. Не заметили вы упадка в их духе…» – «ГОСУДАРЬ, признаюсь, я оставил армию, от Кутузова до последнего солдата, в неописанном страхе». «Что вы говорите? Неужели мои русские убиты несчастьем?» – «Нет, ГОСУДАРЬ, они только боятся, чтобы ВЫ по доброте ВАШЕГО сердца не заключили мира, они горят желанием сразиться и доказать ВАМ свою преданность». ГОСУДАРЬ, узнав это, растроганно сказал полковнику: «Вы облегчили мое сердце; вы меня успокоили. Возвратитесь в армию, говорите моим подданным везде, где вы будете проезжать, – если у меня не останется ни одного солдата, я созову мое верное дворянство и добрых поселян, буду сам предводительствовать ими и подвину все средства Моей Империи, Россия представляет мне больше способов, чем полагает неприятель. Но если судьбою и Промыслом Божиим предназначено роду МОЕМУ не царствовать более на престоле моих предков, то, истощив все усилия, Я отращу себе бороду по грудь и лучше соглашусь питаться в недрах Сибири, нежели подписать стыд МОЕГО Отечества и добрых моих подданных, пожертвования коих умею ценить. Провидение испытывает нас; будем надеяться, что оно не оставит нас. Наполеон – или Я, но вместе мы не можем царствовать. Я узнал его – он более не обманет меня».

Между Царем и народом русским было полное единение в своих чувствах, желаниях, помыслах – была горячая любовь к Родине.

А Наполеон между тем ожидал послов с предложением выгодного мира, мир ему самому становился крайне необходимым… но ожидания его были напрасны…

3 (15) сентября русская армия собралась у Боровского моста на Рязанской дороге.

На другой день Кутузов решил перейти на запад, на Калужскую дорогу, и занять там позицию.

Целью этого движения было – прикрыть от французских войск Калугу, Тулу и вообще наши южные губернии, богатые всякого рода запасами, и вместе с тем занять положение, угрожающее сообщениям французской армии между Москвой и тылом, и тем воспрепятствовать подвозу к ней продовольствия.

Французы на некоторое время совсем потеряли нашу армию. Для введения французов в заблуждение на прежней дороге был оставлен отряд из двух Донских казачьих полков, под начальством лейб-гвардейского казачьего полка полковника Ефремова. Донцы так искусно действовали, отступая по прежнему пути, хотя армия давно уже свернула на Калужскую дорогу, что протянули за собой французский авангард до города Бронницы. Французский авангард был уверен, что отряд Ефремова отступает за своей армией, составляя ее арьергард, и только в Бронницах французы узнали, что попались в обман.