– А Лафрок тебя пожалел?..

– Может быть, и пожалел, не знаю, что это такое, меня никто никогда не жалел. Даже тогда, когда у меня уже не было сил плакать… Можно еще сигарету?

– Пожалуйста, – я протянул ей пачку и заглянул в ее печальные серые глаза. Нет, она не играла. Так не играют. Она говорила совершенно искренне, уверенная в том, что живой ей отсюда не выбраться.

– Ты была в курсе его дел?

– В принципе я ими не интересовалась. А что касается…

Хлопнула дверь, вошел Детеринг. Сел в кресло, глотнул вина прямо из бутылки, элегантно вытер рот перчаткой и посмотрел на умолкшую девушку:

– Продолжайте, лейтенант. До рассвета мы вас не съедим.

– Что касается убийства генерала Фаржа… За три недели до этого появился следователь Эгон Миллер из прокуратуры планеты, и они о чем-то долго говорили с Матье. Я их разговора не слышала. Матье после разговора выглядел очень довольным. А потом Миллер пришел с каким-то странным человеком… они называли его Олафом.

– Вот как? – аристократически изогнул бровь Детеринг. – И что ж в нем было странного?

– Даже сложно сказать, что именно… так, вообще. Он явно нездешний, одет был… я не знаю, где так одеваются. И еще – у него были разные глаза. Один черный, другой голубой. Я решила…

– Один черный, другой голубой? – Я едва не выронил из пальцем пирожное. – А… послушай, с ушами у него все было в порядке?

– С ушами? Подождите… да – у него не было верхней части левого уха. Вы его знаете?

– Высокий, полноватый и смуглолицый?

– Да, это он.

– А, дьявол! – я стукнул ладонью по подлокотнику. – Шеф, я его знаю. Это ухо ему отрубил я.

– Да? – удивился Детеринг. – И кто он?

– Это Юнг Ройтер, мой бывший сокурсник. Его выперли с восьмого курса, когда всем стало ясно, что он не тянет боевую подготовку. Он не мог справиться с весом. Да и характер у него не очень-то. Мы с ним дрались на восьмом курсе, незадолго до его исключения.

– Сабли? – хмыкнул Детеринг.

– Нет, он предпочел эсток. Тогда-то я и снес ему верхушку левого уха. Ройтер – это действительно странноватый тип. Курса с четвертого он свихнулся на астроархеологии. Читал все, что только мог найти по этому вопросу. Бредил сокровищами древних миров. У него была идея фикс – раскопать древние архивы Айоре, он считал, что где-то они все-таки уцелели. Ройтер был уверен, что можно найти что-то, что враз сделает его богатым человеком.

Детеринг закинул ногу за ногу, выдернул сигарету из моей пачки.

– Он не первый в этих поисках. Но коль так, то мы этого Олафа найдем, да… Продолжайте, лейтенант. Нам очень интересно – ведь не каждый день убивают генералов СБ.

– После разговора с Олафом и Миллером Лафрок был в ярости. С ним вообще это часто происходило, но в тот раз это было бешенство пополам со страхом. Он пропал на несколько дней. Просто пропал, ничего не объясняя. Потом появился – какой-то такой сосредоточенный, знаете… А с утра… Я до самого вечера ничего не знала. Днем объявили о ЧП – убийстве генерала Фаржа. Вечером ко мне пришел один из его людей – из его бригады – и сказал, что Фарж убил Матье. Больше ничего. Я все поняла… но зачем – я до сих пор не понимаю.

– Не понимаете? Гм, прекрасно. А какова, простите, ваша роль в налете на отель «Интерстар»? Если мне не изменяет память, налет производился под вашим руководством?

– Под моим руководством? Н-да… формально, – она опустила глаза, – формально. В тот день меня с утра вызвали в прокуратуру к Миллеру. Миллер долго ходил вокруг да около, даже пытался со мной заигрывать, а потом вдруг сказал, что над всеми нами нависла огромная опасность и мы должны принять соответствующие меры. Он вообще ни о чем не говорил конкретно. Сказал только, что я должна быть готова отомстить за Матье. Я не согласилась. Он сделал вид, что не понял моих возражений, и отпустил меня. Я была очень удивлена.

– Чем же, – спросил Детеринг, – ухаживаниями милейшего следователя?

– Нет… Мстить за Матье? Кому? – Она пожала плечами. – Вечером я заступала в наряд по городу. Вскоре после принятия наряда мне пришел приказ от самого шерифа Казакова о проведении штурмовой акции силами дежурного дивизиона.

– Ну и?..

– Я отказалась от проведения. Акция не имела законных оснований. Санкция прокурора отсутствовала. Тогда дивизион повел унтер-офицер Сергей Боровой. Несмотря на мой протест, мне пришлось вылететь к месту проведения. Я видела все. Сейчас я удивляюсь, – Мэрион посмотрела на меня, – что не узнала вас сразу. Сперва я действительно решила, что в отеле преступники. Потом, когда вы выбежали к полицейскому коптеру и я разглядела на вас мундир офицера СБ, я все поняла. Вместе с дивизионом вылетели люди из бригады Матье – это они преследовали вас до самого космопорта. Когда вы подняли свой звездолет, я поняла, что творится что-то ужасное, но было уже поздно.

– Много ж ты поняла! – вырвалось у меня.

– Что я могла сделать?

– Ничего, – Детеринг закрыл глаза и вытянулся в кресле. – Ничего.

Он задумчиво потер лоб и произнес, не открывая глаз:

– Останетесь здесь до утра. Утром с вами побеседует милорд Иоахим Касьян и предложит два варианта вашего будущего.

– Вы что же, оставите меня в живых?

– Вам я не судья. Я не Бог, чтобы оспаривать приговор судьбы. Свою участь вы выберете сами. Либо вы будете жить, и жить неплохо – либо бластер с одним зарядом… Остается один вопрос. Бригада капитана Лафрока участвовала в налете полным составом?

– Да, все пятеро. Они неразлучны.

– Хорошо. Королев, не спускай с нее глаз. Точнее, поспи до утра – но здесь. Никого не впускать, никого не выпускать, да… как в сказке. Отдыхайте. Я распоряжусь, чтобы вам принесли одеяла.

Он встал, поправил на себе смятый десантный комбинезон, поднял с пола валявшийся рядом с креслом излучатель и вышел. Я налил полный бокал вина, выпил до дна и поднялся. Снял с кресла мягкую подушку, бросил ее на диван. Вторую такую же кинул на пол. Взял со стола свой «нокк», поставил его на предохранитель и положил на пол рядом с подушкой.

– Вы будете спать на полу? – удивленно спросила Мэрион.

– Да. Мне не привыкать, а ты еще простудишься, чего доброго.

– Здесь хватит места для двоих, – она легла на диван и укрылась одеялом. – К чему вам мерзнуть на полу?

Я выключил свет и лег на ковер рядом с диваном.

– На мне броня, так что не переживай. Спи.

Спать мне, однако, не хотелось. Вроде и спал я в последнее время совсем мало, и нагрузки меня вымотали – пожалуй, даже не нагрузки, а все эти бесконечные разговоры – но вот не спалось, хоть убей. В голове крутилась какая-то чертовщина, странные обрывки воспоминаний, неожиданные ассоциации. Ночь никогда не была моим другом. Крепко спят лишь счастливые люди, а я не могу назвать себя таковым. Всегда я был чужим. Чужим для самого себя. С детства мне приходилось быть собранным, подтянутым, возможно, суховатым – только в последнее время я смог несколько расслабиться. Расслабиться, став обладателем не одной, а множества масок. Иногда, впрочем, я становился самим собой – но для этого требовалось употребить не менее килограмма чего-либо очень крепкого. Тогда находила на меня хмельная грусть и память сжимала сердце. Странно, что у меня до сих пор не сели нервы – пожалуй, я научился приспосабливаться ко всему, во что меня совала судьба. А может быть, именно эта моя скрытая эмоциональность позволяет мне держаться на плаву? Вот только горечи с каждым годом все больше в моем взгляде…