– Лафрок был идиот из идиотов. Но это, ха, темная история.

– Может, поделишься?

– Я рад, что тебя это зацепило, Танк, ха… – Казаков пошевелился в кресле. – Я рад… Так вот, супермен: все концы знал только Миллер. Этот Миллер… о-оо, это был тип. Ты можешь обколоть меня всякой дрянью, но я действительно мало что знаю. Я тебя не боюсь, чего уж мне бояться? Но… единственное, что я могу тебе сказать четко – это, Танк, вот что: кто-то нашел бомбу. Бомбу, Танк! Миллер крутил что-то сумасшедшее… один из Фаржей, похоже, об этом пронюхал. Ну и Лафрок…

Детеринг прошелся по комнате, задумчиво качая головой. Потом вдруг остановился перед креслом шерифа.

– Я верю тебе. Но скажи, на кой черт надо было убивать людей в отеле? Зачем нужно было посылать лейтенанта Эйгена с целым дивизионом?

– Эйгена? – захохотал Казаков. – Эйгена? Да Эйген торчал в коптере, над городом в патрульном эшелоне, стала бы эта сопля лезть на рейнджеров, ха! Это Миллер… когда он узнал, что Лафрока вычислили, он навалил полные штаны. И примчался ко мне за визой. А я не хотел переполоха… зачем он мне? А Эйген вообще ни при чем, дивизион вел Боровой… а от Борового, ха, одни яйца остались. Когда я понял, что один из ваших все-таки ушел, у меня возникли дурные предчувствия… как тогда, помнишь?

– Я помню. Именно поэтому ты должен умереть. Это будет справедливо, как ты считаешь?

– Да мне плевать. И на тебя, и на твою справедливость.

– Ну уж и плевать. Кстати, Эйген… он что-то об этом знает?

– Эйген? Ха, да это дерьмо, просто куча дерьма. Это, ха-ха-ха, честный коп, Танк, ты видел такого? Мне чихать на его личную жизнь и на его дупло, но, Танк, каким нужно быть идиотом, чтобы испортить отношения со всеми начальниками: оно, понимаешь ли, принципиальное! Это здесь-то, Танк, ха!

– Ты серьезно?

– Ну уж я тебе врать стану, ха!

– Ладно, верю…

Детеринг вздохнул и вытащил из набедренного кармана небольшой бластер.

– Это тебе, Ник.

Шериф посмотрел на индикатор заряда и ухмыльнулся:

– А ты не боишься, что я грохну вас обоих? Тут ведь полный магазин.

– Не успеешь, Ник.

– Да, пожалуй что не успею. Не твой ли это паренек порешил прорву народу в отеле? Он, он, вижу холодные глазки. Х-ха!.. Ты поступаешь со мной благородно, Танк, но я все-таки испорчу тебе настроение. Слушай и запоминай. У Миллера есть родич в Метрополии – Лемберг.

– Был, – хмыкнул Детеринг, – дальше.

– Но Лемберг – не главный в этом шоу. Лембергу держал крышу очень сильный человек, и человек этот попал в большую задницу. А Лемберг с Миллером взялись его вытащить… я не знаю подробностей.

– Подожди, Ник. Ты слышал о шкипере Олафе?

– Нет. Кто это?

– Я сам хотел бы знать, кто это. Хорошо. Имя?

– Имя? Ха-ха, – Казаков дернул затвор и упер ствол бластера себе в подбородок. – Прощай, Танк. Увидимся в аду. Имя – Курлов…

Сухо щелкнул выстрел. Голова шерифа откинулась назад.

– М-мм, – простонал Детеринг, – и здесь он мне напакостил… ч-черт! Курлов! А-ах, черт! Саша, иди потолкуй с этой… с этим лейтенантом. Мне нужно подумать. И позови громил – пускай унесут труп.

Я вышел в коридор и подозвал двоих парней, куривших на лестнице.

– Займитесь трупом. Куда вы сунули девушку?

– Она в том крыле, – махнул рукой один из охранников. – Там комнатка в углу.

Я кивнул и двинулся по указанному адресу. Найдя нужную дверь, я без стука вошел в небольшую, хорошо обставленную комнату. На широком диване сидел наш пленник с заклеенным липкой лентой ртом, а в огромных креслах перед журнальным столиком рубились в карты двое охранников.

– Идите погуляйте, – распорядился я, швыряя на столик свою пушку. – Принесите мне красного… и что-нибудь сладкое типа бисквитов. Есть в этом доме что-то похожее?.. Жрать хочу, как перед смертью.

– Найдем, – улыбнулся парень. – Идем, Стэн, доиграем потом.

Его напарник вежливо кивнул мне, и они вышли в коридор. Я сбросил с плеч окровавленную куртку и посмотрел на нашу добычу:

– Сними эту штуку со рта. Как тебя звать?

– Мэрион… мне нравится это имя.

– Хорошо, – я нашел в кармане смятую пачку сигарет и бросил ее на стол: – Пусть так. Кури, если хочешь.

Она протянула руку, вытряхнула из пачки сигарету и посмотрела на меня.

– Огня? Сейчас.

Я бросил ей зажигалку. Она не сумела поймать ее дрожащей рукой, зажигалка упала на диван. Прикурив, лейтенант осторожно положила ее на стол и откинулась на спинку дивана.

– Скажите, зачем я вам нужна?

Я не ответил. Я осторожно потрогал блокадер на щеке. Боли я, само собой, не чувствовал, но ощущение все равно было противное. Еще и клеить потом это дело. Шрам опять же. Потом шрам своди. Вот тебе и маскировка, могли и голову снести.

В дверь постучали.

– Да! – рявкнул я.

Вошел молодой паренек с подносом, на котором стояла пыльная пузатая бутылка, бокалы и коробка с десятком пирожных.

Я кивнул и отпустил его взмахом руки. Раскупорил бутыль, налил два бокала до краев и пододвинул один к девушке.

– Спасибо, – прошептала она.

Я впился зубами в пирожное и окинул ее внимательным взглядом. Формы уже женские, гормональная стадия, видимо, позади. Да и вообще – девица, и все. Хрен его, что там мужского осталось у нее под юбкой, но воспринимать это испуганное сероглазое существо как мужчину мне было сложно. Честный коп. Феномен. Гм…

Съев три пирожных, я допил бокал вина и спросил:

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три. А что?

– Да так, ничего. Ты понимаешь, из-за кого это все?

Она опустила глаза.

– Понимаю.

– Перестань трястись. Лучше выпей. Ты знала, что он натворил?

– Да. Знала.

– Почему ты оказалась… с ним?

Мэрион взяла со столика бокал, отпила половину, покрутила его в пальцах.

– Вы не поймете.

– Ну почему же? У меня высшее гуманитарное образование. Попробуй.

– Какое, если не секрет?

– Академия Службы безопасности в Метрополии. Прикладная и аналитическая ксенология, полный курс.

– Я должна была догадаться, – она поставила бокал на стол. – Ну что ж… Матье был единственным человеком, который хорошо ко мне относился. Единственным, за всю мою жизнь. Может быть, вы сможете понять меня, если попытаетесь. Что такое жить в чужом теле? Вы думаете, это здорово? Терпеть издевательства родителей, изнасилования сокурсников… Вы знаете, сколько раз меня насиловали?..