– Точно. Ты ведь говорил, что мы с тобой еще встретимся.

Он убрал волосы со лба Тревиса и сжал губы.

* * *

Кален искал фотоальбом. Он перерыл весь недавно убранный мамой шкаф, переворошил полки тумбочек и шкафчиков. Заглянул даже под кровать. Ни единой фотографии. Обращаться к матери после ссоры не хотел, и дело было не в самой перепалке: среди фото были и те, на которых они запечатлены всей семьей, вместе с папой.

– Когда же в последний раз я видел эти фотографии? – задумчиво спросил себя он.

На ум пришла цифра «4» – четыре года назад, когда Калену было почти десять лет. Он нашел альбом у мамы в комнате, играя с ней в прятки, и отнес его к себе в шкаф, в котором его сейчас нет.

«Если учесть, сколько уборок она устраивала, могла уже давно найти и переложить в свою комнату».

Без одобрения матери влезать в ее спальню было все равно что проникнуть в чужой дом. Отцовская комната – другая песня. Дело не в том, что мама – женщина, а папа – мужчина. Мать всегда была ему роднее и дороже. В последние два дня, изменившие жизнь Калена, он стал особенно ее ценить.

К нему постучалась Алиса. Не дожидаясь ответа, она открыла дверь.

– Друзья вернулись за тобой.

Кален медлил. Не на такой тяжелой ноте он собирался вновь покидать дом.

– Ты не станешь спрашивать, куда я иду, зачем, когда вернусь и что делаю? – спросил он неуверенно.

– Это что-то срочное, поторопись.

Где-то снизу послышался голос Ларалайн:

– Кален, ради всего святого, выходи! Нам нужно возвращаться!

Алиса шире раскрыла дверь и отошла от нее, пропуская взбудораженного сына. Он закинул за спину рюкзак со всеми накоплениями и свежими вещами и бросился к выходу.

– Пока, я скоро вернусь! – крикнул он маме и скрылся за дверью.

Алиса осталась стоять у двери. В руке за спиной она сжимала фотоальбом.

– Что случилось? – спросил Хоулмз, закрывая дверцу машины. – И где Тревис?

– Ему снова стало плохо, когда мы были в кафе. Упал прямо в руки одного молодого человека, и мне показалось, они друг друга знают.

Машина тронулась.

– Как они могут друг друга знать? Конечно, такое возможно, но…

– Дослушай же меня! Это не просто молодой человек. Он отец Ионы. Вернее, один из них.

– Что?!

Водителю позвонили. После разговора он скинул вызов и сообщил:

– Сейчас едем домой. Ваш друг очнулся в больнице. Врачи никаких отклонений не видят, поэтому его отпускают. Он вернется отдельно от вас.

– Снова не нашли отклонений, – прошептала сама себе Ларалайн.

Кален вспомнил рассказы Тревиса о странных видениях, воспоминаниях, предметах, которые никогда в жизни не видел, и местах, в которых никогда не бывал.

– Когда ему стало плохо?

– Он подошел к отцу Ионы, они встретились взглядами, Тревис пошатнулся и потерял сознание. Чертовщина какая-то.

– Да, чертовщина.

Кален смутно догадывался о происходящем, но пока держал догадки при себе.

Тревис не любил, когда учителя сравнивали его с другими.

«Берите пример со Станли. Он отлично учится и успевает участвовать во всех школьных мероприятиях».

В такие моменты, стоя перед классом с очередной грамотой за первое место, лучший ученик чувствовал себя ужасно. Он знал: некоторые одноклассники его ненавидят.

– Мало того, что все девчонки клеятся к этому ботану из-за его красоты, так еще он и учится блестяще. Бесит! – слышал он за дверями в мужскую раздевалку, когда только собирался повернуть ручку и зайти. Но каждый раз передумывал и поспешно уходил.

Друзья Тревиса из параллельных классов испытывали к нему теплые чувства, но их дружбу нельзя было назвать близкой. В ней присутствовали приятные мелочи, уходившие на второй план сразу после слова «Пока!»

Физкультура – единственный предмет, который Станли ненавидел из-за коллективных переодеваний в душном помещении, заполненном запахом тел. Уход из школы с последнего урока не обошелся без последствий: классный руководитель был слишком суров, чтобы закрыть глаза на крохотное пятнышко на фоне ослепительных заслуг лучшего ученика.

– Что с тобой происходит? – спрашивала его мама в тот день, не отрываясь от компьютера.

Она была заботливой и миловидной женщиной, пока дело не касалось отчетов, за которыми мать могла сидеть целыми вечерами.

Отец относился к сыну снисходительно, постоянно звал его в свою шумную мужскую компанию, состоящую из офисных коллег.

– С такими мозгами ты обязательно куда-то устроишься, и, если что, я тебе помогу.

Но судьба офисного планктона не привлекала Тревиса. Всю жизнь провести за бумагами, пересчитыванием чужих денег и мольбой о том, чтобы компания внезапно не обанкротилась, – не то, о чем он всегда мечтал. Парень и сам не знал, чего хочет.

Ему уже пятнадцать. Одноклассники с кем-то встречались и зачастую делали это лишь для поднятия своего статуса. По этому пункту Тревис пролетал без задержек. Отношения с отсутствием любви только ради того, чтобы не отличаться от других, – одна из наивысших степеней идиотизма и стадного поведения человека.

Несмотря на минусы жизни, он старался видеть во всем хорошее:

«Меньше друзей – меньше проблем.

Нет любви – нет растерзанных нервов.

Не делаешь того, что делают другие, – остаешься индивидуальностью».

С этими мыслями после очередного выговора за пропуск физкультуры Тревис решился подойти к двери раздевалки. Он готовился к презрительным взглядам, напряженному молчанию, шепоту – к чему годно, как вдруг до него донеслось:

– Я слышал, что ему сделали выговор. Хотел бы я посмотреть на его лицо.

– Я бы тоже хотел посмотреть.

– Все бы хотели посмотреть, Майкл. Абсолютно все.

– Я слышал, он никогда ни с кем не встречался.

– Ха, для этого не нужно слышать. Достаточно наблюдать, мы же с ним с первого класса.

– А может, он на самом деле какой-нибудь садист или что-то вроде того? Тихони обычно оказываются такими пошляками.

– Все-таки он уязвим.

Они не прекращали засыпать его ложными теориями и фактами, словно знали, что он стоит за дверью и все слышит. Обсуждение Тревиса – их любимое занятие во время переодевания. Что может быть интереснее унижения одноклассника, да еще тогда, когда твое мнение разделяют все?

– Ходят слухи, что он встречается с некоторыми учителями.

– Тогда понятно, почему он так блестяще учится.