Разговор вели по большей части отцы будущих молодожёнов. Они обсуждали детали брачного договора: что будет в приданом невесты, сколько родители жениха готовы вложить в свадьбу, где отмечать торжество и кого звать – обговаривалось всё, что только можно.

Мать суженого, обмахиваясь веером, пристально осматривала Уми, словно товар на рынке, который не внушал ей никакого доверия. Когда Уми только разливала чай, женщина так пристально уставилась на неё, стараясь не упустить ни одного движения будущей невестки из виду, что Уми стало не по себе. Если ей придётся находиться под таким приглядом всю оставшуюся жизнь, то она лучше переоденется мужчиной и останется при клане простым «мальчиком» на побегушках.

Жениху же было откровенно скучно. Сначала он глазел по сторонам – старинный комод, стоявший в дальнем углу чайной, он разглядывал дольше, чем Уми, – а потом, когда и это занятие ему наскучило, принялся ковырять заусенец на пальце. Когда тот начал кровоточить, жених без лишних разговоров приложил рану ко рту и сидел так до тех пор, пока его незаметно не одёрнула мать.

– Жалкое зрелище, – вздохнула О-Кин, которая уже, никого не стесняясь, уселась прямо у низенького столика и опёрлась на него локтями.

На лице Уми не дрогнул ни один мускул, когда вконец разошедшаяся О-Кин показала ей язык. Уми стоило больших усилий сдержать улыбку – не пристало невесте веселиться на собственных смотринах.

Когда же её тягостная повинность была, наконец, окончена, Уми поднялась к себе и устало опустилась на циновки. После начала смотрин не прошло и двух часов – даже час петуха ещё не пробил, – а она была совсем без сил.

Жених был ей не ровня – это было ясно даже О-Кин. Уми даже делать ничего не пришлось, чтобы заставить сватов отказаться от неё. Судя по всему, отец тоже не был доволен прошедшими смотринами. Хотя он и вёл себя безукоризненно вежливо по отношению к гостям, Уми сумела уловить на лице отца тонкую, хорошо запрятанную под маской любезности неприязнь. Эта семья зажиточных торговцев оказалась не столь влиятельна, как рассчитывал Итиро Хаяси. К тому же, отец жениха оказался прижимистым: на свадебной церемонии он хотел сэкономить как можно больше, но от богатого приданого невесты отказываться от, тем не менее, не намеревался. Поэтому Уми нисколько не сомневалась в том, что эту чудесную семью она сегодня видела в первый и последний раз…

Солнце тем временем давно спряталось за горой – совсем скоро на город опустятся сумерки, и тогда о прогулке можно будет забыть до завтрашнего утра. Уми отвыкла весь день сидеть на одном месте, и потому она решила быстро переодеться и сбегать на набережную хотя бы на несколько минут.

Однако не успела Уми позвать к себе кого-нибудь из служанок, чтобы ей помогли снять кимоно, как в комнату к ней заглянула Томоко.

– Уми, пока не переодевайся. Господин Хаяси объявил, что сегодня у тебя будут ещё одни смотрины.

– О нет! – Она-то наивно полагала, что час унижения уже миновал. Поистине за одной бедой тут же следовала другая!

– Сотри это страдальческое выражение со своего лица и вставай поскорее, пока не измяла всё кимоно! – поторопила её домоправительница, постоянно косясь в сторону лестницы и прислушиваясь к тому, что происходило внизу. – Ах, похоже, он уже приехал!

Не давая Уми опомниться, Томоко помогла ей встать, окинула её быстрым и придирчивым взглядом, а затем чуть ли не силой вытолкала из комнаты.

Уми же терялась в догадках, почему отец не сказал ей ни слова о вторых смотринах. Вряд ли он мог забыть об этом – значит, дело было в чём-то другом. Подобный расклад Уми совершенно не нравился, но деваться ей было некуда: не могла же она взять и запереться у себя в комнате! За такое неподобающее поведение расплачиваться придётся долго, а Уми не горела желанием рыть яму самой себе.

На этот раз двери в чайную были закрыты, и оттуда доносились приглушённые мужские голоса. Один из них принадлежал отцу, а второй показался Уми смутно знакомым.

Томоко велела ей пока подождать, а сама приоткрыла двери.

– Господин Хаяси, она здесь, – учтиво поклонившись, возвестила она.

– Замечательно, пусть заходит, – услышала Уми бодрый голос отца. Похоже, второй жених ему понравился куда больше, чем первый, что не могло не обнадёживать.

Низко поклонившись и ни на кого не глядя, Уми проследовала на своё место подле отца. Лишь опустившись на дзабутон, она подняла глаза на человека, сидевшего прямо напротив неё, и обомлела.

– Только ради того, чтобы увидеть такое искреннее изумление на твоём лице, стоило подольше скрывать от тебя истинное положение дел, – расхохотался жених.

Сегодня его волосы были собраны в плотный пучок на макушке, отчего кривой шрам на щеке и шее выделялся ярче обычного.

– Ёсио? – наконец, сумела выдавить из себя Уми. – Ты-то что здесь делаешь?

– Как это что? – искренне удивился он. – Пришёл к тебе свататься, конечно!

– С моего, между прочим, согласия, – добавил отец, повернувшись к Уми, и в уголках его глаз собрались хитрые морщинки.

Ну и заговорщики! Как бы то ни было, Уми была рада видеть Ёсио, пусть и при столь неожиданных обстоятельствах. Напряжение от неизвестности, в которой она пребывала ещё совсем недавно, заметно ослабело.

– Что ж, на этом я вас оставлю, – неожиданно заявил отец. – Уверен, вам будет, о чём поговорить без лишних ушей.

И он действительно поднялся со своего места, собираясь уходить. Теперь уже Уми было не до шуток – она не была готова оставаться с Ёсио наедине: не при таких обстоятельствах!

И потому Уми невольно ухватилась за рукав отца и подняла на него полные мольбы глаза.

– Прошу, останьтесь, – одними губами произнесла она.

Но отец лишь одобрительно сжал её руку и мягко отвёл её в сторону.

– Надеюсь, часа вам хватит, чтобы всё обсудить? – обратился он к Ёсио, который терпеливо взирал на разворачивавшуюся перед ним сцену.

– Более чем, – с готовностью отозвался тот.

Отец кивнул и вышел из чайной, плотно прикрыв за собой двери.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Едва отступившее смущение снова одолело Уми. Она не решалась поднять глаза на Ёсио, хотя и чувствовала, что он смотрел прямо на неё.

Первым молчание нарушил Ёсио.

– Тебе к лицу это кимоно,