– Ни про Хромова, ни про других он ничего не знает, так как общались охотники, называя друг друга не по фамилиям, а как старые друзья общаются. Самого Войнова его друзья в разговорах то Андреичем, то командиром звали. Самого молодого, то бишь Арсланова, по имени называли – Ильдаркой. Самого старшего, того, что в очках, все, включая Войнова, Фимой звали!

– Фима – это Трусевич.

– Вот именно. Трусевич Ефим Семенович.

– Ну а четвертого? Четвертого как называли?

– Четвертого звали по-разному! То Гриней, то Сапогом! Когда я спросил у Чубарова, как выглядит этот самый Сапог, он его мне и описал: высокий, мордатый, под пятьдесят ему, голос, еще сказал, у него басистый, точно паровозная труба. А еще рассказал, что, когда в грязи застряли, ни Войнов, ни Ильдар, ни Трусевич из машины даже выходить не стали. Этот самый Гриня-Сапог вышел из кабины и один их «виллис» из грязи вытолкнул. Так что наш Сапог – мужик неслабый. Выходит, не он наших артиллеристов-охотников отстреливает.

Веня позабыл про свои обиды и теперь смотрел на Зверева с прежним восхищением.

– Ну ты даешь, Пал Василич! Постой, ты тогда в кабинете что-то насчет подозреваемого сказал. Ты что, уже знаешь и кто убийца?

Зверев помотал головой, его щека предательски дрогнула.

– Этого пока не знаю, но теперь я точно уверен, что Гриня Хромов, он же Сапог – не убийца, а как раз наоборот! Хромов – потенциальная жертва нашего стрелка! Именно поэтому мы и должны найти его раньше, чем это сделает убийца.

Часть шестая. Егерь

Глава первая

с. Славковичи за некоторое время до описанных событий.

Почти всю последнюю неделю младший сержант милиции Ломтев, которого после смерти капитана Пчелкина в срочном порядке назначили на освободившуюся должность, просидел за письменным столом у себя в участке. При жизни Пчелкин не особо заставлял своего помощника работать с бумагами, а все больше нагружал «живой работой». Именно поэтому Николай, не имеющий навыка в оформлении разного рода документов и оформления протоколов, за эту неделю почти все свое рабочее время штудировал справочную литературу и пытался составлять протоколы. Однако для Николая работа с документацией стала далеко не единственной проблемой, с которой ему пришлось столкнуться. Второй проблемой нового славковичевского участкового стала проблема транспортная.

Коля Ломтев, в отличие от большинства таких же, как и он, деревенских парней, с детства увлекавшихся разного рода машинами и двигателями, был скорее гуманитарием, нежели технарем. Обучаясь в школе, он обожал историю, любил литературу, при этом не особо увлекался математикой. Именно поэтому Николай, в отличие от всех своих сверстников, которые постоянно одолевали работавших в колхозе мужиков-шоферюг просьбами: «Дядь! Дай порулить!», никогда не садился за руль трактора или вечно фырчащей старой «полуторки», возившей в местное сельпо продукты. И уж тем более не пробовал оседлать мотоцикл.

Именно поэтому старенький М-72, который достался Николаю «по наследству» от убитого Пчелкина, всю последнюю неделю простоял без движения. Все это время мотоцикл, который к нему на двор пригнала жена Пчелкина Антонина, простоял в его дворе между домом и сараем и так и не был опробован новым владельцем. Николай же по старинке передвигался по служебным делам либо пешком, либо на своем прежнем транспортном средстве – пензенском велосипеде ЗИФ.

Сегодня же впервые транспортный вопрос встал для Коли Ломтева особо «острым углом». Николай как новый участковый села Славковичи и его окрестностей, теперь должен был являться в районное отделение милиции в Псков на ежемесячное совещание. Данные мероприятия проводил сам начальник райотдела, и проигнорировать свое первое совещание Коля никак не мог.

Поэтому, зная заранее о совещании, Николай сумел договориться с Митричем – шофером полуторки, возившей раз в три дня продукты в местный магазин, чтобы тот доставил Ломтева в Псков. Однако, понадеявшись на непутевого водилу, Коля сильно просчитался. Утром в понедельник, как это было заведено и оговорено, машина с продуктами для сельпо по неизвестным причинам в Славковичи не пришла.

Все явившиеся за продуктами мужики и бабы, и в особенности продавщица Люська Бочкова – дородная и титястая бабенка тридцати трех лет, долго по этому поводу возмущались.

Все ругали Митрича, предполагая, что тот наверняка загулял. Николай же, в отличие от прочих, не мог позволить себе возмущаться так же бурно, как это делала Люська и большинство славковичевских мужиков, так как был не приучен матерно выражаться и умел держать себя в руках.

Однако в душе у него полыхал пожар, а на душе скребли кошки. Прекрасно понимая, что после прошедшего накануне дождя дороги местами размыло и добраться на велосипеде в город, до которого было более семидесяти верст, к нужному сроку он никак не успеет, Николай был просто в отчаянии.

Покинув так и не открывшееся сельпо, где он почти час прождал Митрича и его колымагу, Коля вернулся к себе домой. Он отворил калитку и словно только сейчас увидел стоявший во дворе мотоцикл. Старый защитного цвета драндулет с погнутой вилкой, протертым до дыр сиденьем и треснутой фарой оставался его последней надеждой попасть на совещание.

Коля подошел к мотоциклу, бросил в люльку планшет, в котором лежали плоды его недельных трудов: месячный отчет и передаточные ведомости, которые он должен был отдать в райотдел. Коля, находился в полной прострации и зачем-то пнул по колесу своего обретенного «железного коня», оседлать которого он до сих пор не решался.

Он постоял минут пять, потом набрал воздуха в грудь и, ухватившись за руль, поставил ногу на педаль. Следующие несколько минут Коля многократно рвал рычаг «пуска», остервенено крутил ручку «газа».

Мотоцикл кряхтел, дергался и фыркал, но заводиться не желал. После очередной, возможно, десятой или двенадцатой попытки завести движок заурчал, несколько раз «чихнул» и, к великой радости Коли, наконец-то заработал.

Коля снял фуражку и вытер рукавом вспотевший лоб. Взобравшись в седло, Николай включил передачу, дважды газанул и отпустил сцепление. Мотоцикл рванулся с места и, прежде чем Коля успел опомниться и выправить руль, врезался в ограду и тут же заглох.

Коля стиснул зубы и с силой сжал подбородок, чтобы хоть как-то унять охватившее его отчаяние.

Он слез на землю и, вывернув руль, откатил мотоцикл на прежнее место. Теперь о том, чтобы попасть на совещание, можно было и не мечтать. Коля взял из коляски свой планшет с документами, поднялся на крыльцо, и тут его окликнули:

– Доброго денечка, Николай Александрович. Я слышала, что вы в город собрались?

Николай съежился и обернулся. Возле забора за оградой он увидел свою