Юность — это время, когда человек впервые ощущаетвозможность самостоятельного выбора. К сожалению, эта самостоятельность оченьчасто оказывается частью иллюзии, так как на самом деле выбор может быть междудирективами Родителя его отца и матери и провокациями их же Ребенка. Молодыеалкоголики и наркоманы совсем необязательно являются «борцами» противродительского авторитета. Они, конечно, бунтуют против Родительских приказов,но при этом часто следуют туда, куда их подталкивает «демон», злобный Ребеноктех же самых родителей. «Я не хочу, чтобы мой сын был пьяницей», — говоритмать, заказывая себе спиртное. Если он не пьет, то он хороший мальчик, ее сын.Если же пьет, то он плохой мальчик, но все равно ее сын. «Не разрешай никомувести себя с тобой вольно», — говорит отец дочери, оглядывая при этом сног до головы официантку. Что бы ни вышло в дальнейшем, она все равно папинадочка. Может быть, в колледже она прослывет безнравственной, а затемпреобразится в верную жену или, наоборот, сохранит девственность до свадьбы, апосле станет изменять мужу. Но может быть, со временем юноша или девушка найдетв себе силы освободиться от сценария и обрести в жизни собственный путь.

Ребенок воспринимает мир совсем иначе, чем его родители. Длядетей это сказочный мир, полный чудовищ и волшебников. Все родители помнят, каких ребенок просыпался и кричал, что в его комнате ходит медведь. Приходят родители,включают свет и ласково говорят: «Видишь, никого нет...» Или, наоборот,родители сердятся, велят молчать и спать немедленно. Но ребенок все равно«знает», что в комнате был медведь, независимо от того, мягко или суровообошлись с ними родители. Однако ребенок понимает (если мать или отец былиласковы): когда появится медведь, придут родители и медведь убежит в берлогу.При суровом подходе родителей ребенок скорее всего подумает: «Ты один на один смедведем и положиться можешь только на себя». Но «медведь» при этом все равноостается.

Когда ребенок взрослеет, его образ мира постепенноуглубляется и детализируется, но одновременно замаскировывается, уходя как бывглубь. Лишь иногда детские представления появляются в своем изначальномискаженном виде, чаще всего в виде «обманов». Это происходит обычно в снах. Итогда вдруг оказывается, что загадочное для психотерапевта поведение пациентабыло по-своему разумным и последовательным.

...Ванда была озабочена финансовыми проблемами, поскольку еемужу чрезвычайно не повезло в целом ряде сделок. Но когда ставилась подсомнение правильность его действий, она его страстно защищала. Она также былакрайне обеспокоена недостатком средств на их жизнь. Однако у нее не было особыхпричин для большого беспокойства, так как ее хорошо обеспеченные родителиготовы были дать им деньги в долг. Ванда ходила в терапевтическую группу. Годадва психотерапевт не мог последовательно восстановить ход ее мыслей и найтисуть происходящего. Но однажды она рассказала свой сон. Будто она жила вконцентрационном лагере, которым управляли богачи, живущие на горе.

Чтобы не остаться голодной, надо было просить у них еду иливыманивать ее обманом.

Сон несколько прояснил ее образ жизни. Муж в своих сделкахучаствовал в играх типа: «Обведи дурака вокруг пальца», ее игрой была «Сведиконцы с концами». Как только у мужа появлялись деньги, он старался истратить ихпри первой же возможности, иначе игра могла прекратиться. Когда ему становилосьдействительно туго, включалась Ванда и помогала «обводить вокруг пальца» еесобственных родителей. К досаде супругов, контрагенты мужа и ее родители вконечном счете всегда оказывались в выигрыше. Она страстно это отрицала, когдаспорила с членами группы, так как, признав проигрыш, ей следовало бы прекратитьигру (что, в конце концов, и было сделано). Фактически она и жила примерно так,как ей привиделось во сне: родители и партнеры мужа были богатыми людьми,которые «жили на холме» и распоряжались ее жизнью. Чтобы выжить, ей надо былопросить или обманывать.

«Концентрационный лагерь» — это и есть для Ванды образ мира,или сценарная основа. В действительности она как бы жила в концлагере своихснов. Во время консультации было достигнуто некоторое улучшение, но оноозначало, что Ванда приспособилась «жить лучше в концентрационном лагере».Лечение не повлияло на ее сценарий, Ванда научилась чувствовать себя в немудобнее. Чтобы вылечиться, ей надо было выйти из «лагеря» в реальный мир, вкотором она чувствовала бы себя нормально, потому что уладила бы свои семейные дела.Интересно отметить, что Ванда и ее муж выбирали друг друга по причиневзаимодополняемости их сценариев. Его сценарий предусматривал богачей «на горе»как предмет мошеннических проделок и перепуганную жену. А по ее сценариютребовался мошенник, который облегчил бы ее порабощенную жизнь.

Сценарная основа обычно бывает очень далекой от реальнойжизни пациента, поэтому очень трудно порой реконструировать сценарий путемтолько наблюдения и интерпретации. В этих случаях иногда на помощь приходят сныпациента. «Сценарный сон» легко узнать, поскольку, рассказанный пациентом, онбывает нисколько не похож на его действительную жизнь, а в трансакционномсмысле он — ее воспроизведение.

...Одной женщине приснился сон: спасаясь от преследования,она забралась в тоннель. Преследователи остановились у входа, ожидая, пока онаиз него выберется. У другого конца тоннеля она увидела другую группупреследователей. Ситуация складывалась так, что она не могла двигаться нивперед, ни назад. Оставалось лишь упираться руками в стенки тоннеля. Пока ейэто удавалось, она чувствовала себя в безопасности.

Психотерапевт перевел этот сон на язык сценария. Оказалось,что большую часть жизни женщина провела в тоннеле-ловушке, постоянно находясь вкаком-то неудобном положении. Вся ее жизнь показывала, что она устала«держаться за стенки». В задачу психотерапевта входила необходимость помочьженщине освободиться от власти сценария, выйти из «тоннеля» в реальный мир,который уже не выглядит для нее опасным. «Тоннель» — это ее сценарная основа.Возможно, конечно, множество других интерпретаций этого сна. Это понятно даженовичку, прошедшему вводный курс психологии. Но сценарная интерпретацияособенно важна потому, что она показывает психотерапевту и другим членамгруппы, а также пациентке и ее мужу, что нужно предпринимать.

Сцена «тоннеля» оставалась, очевидно, у женщины неизменной сраннего детства, поскольку пациентка неоднократно видела этот сон.«Концентрационный лагерь» — это явно позднейшая адаптация детских кошмаров,которые Ванда не могла уже вспомнить. Ясно, что это основано на раннихпереживаниях, смысл которых менялся при чтении книг. Юность,следовательно, — период, когда кошмарные «тоннели» детства приобретаютболее реалистическую и современную форму и ложатся в основу оперативного сценария,определяющего жизненный план. Нежелание Ванды вникнуть в проделки мужапоказывает, как упорно человек цепляется за сценарные сцены, в то же времяжалуясь и всячески демонстрируя невыносимость такого существования.