— Это еще тут что за бесчинство?! — грозно раздалось внезапно у меня за спиной.

Я обернулся: с той стороны, куда недавно уползла моя хабаровчанка, из-за деревьев степенно вышел на лыжах бородатый мужик в серой (почему-то мне сразу подумалось — волчьей) меховой куртке, в тон ей шапке со свисающем вниз пушистым звериным хвостом и с таким же, как был у Олега, арбалетом в руках. Заряженным и направленным не то чтобы прям вот на меня, но отнюдь и не в сторону.

За первым мужиком тут же показался второй, столь же заросший, одетый примерно так же и несущий на широких плечах тушу какого-то животного. Голова дичи свешивалась незнакомцу за спину, видны были лишь ноги с копытцами — правой рукой зверобой придерживал трофей за передние, а левой — за задние.

Замыкал шествие третий мужик — и его добыча уже не могла оставить меня равнодушным: через плечо у лыжника была перекинута… Диана Цой. Шапки на девушке не было, ее жесткие азиатские волосы свисали вниз черной метелкой. Вырываться хабаровчанка не пыталась — кажется, она вовсе не шевелилась.

— Что вы с ней сделали?! — ахнул я.

— Что ты сделал с Олегом? — одновременно спросил у меня мужик с арбалетом.

Нигилист за моей спиной вяло завозился, заскрипев снегом, и я поспешно отступил с лыжни к дереву, чтобы не оставлять старого противника вне поля зрения.

— Я в порядке, — просипел парень, силясь приподняться. Лицо его было в крови, один глаз так и остался закрыт.

— Что здесь, к духам, произошло? — осведомился у него тот из мужиков, что тащил дичь. — И кто эти дворняжки? — кивнул он на меня.

— Ольга… нашла их ночью в овраге, — запинаясь, пробормотал Олег. — У волков… отбила. Мы посадили их на цепь — в смысле, не волков, а дворняжек посадили — но они сбежали. Я погнался…

— Ясно, — скривившись, словно от зубной боли, оборвал его лыжник с арбалетом.

— Что тебе ясно? — хмыкнул позади него тот, что держал Диану.

— Ясно, что придется теперь отсюда уходить, — буркнул арбалетчик. — Вот же несмышленыши! — хмуро бросил он Олегу. — На пару дней нельзя одних оставить!

Парень не ответил — должно быть, признавая за собой вину.

— А с этими двумя что станем делать? — спросил у арбалетчика мужик, удерживавший на плече Цой.

— Их тут только двое? — уточнил у Олега тот.

— Мы нашли двоих, — подтвердил парень.

— Чисто всяко не уберем, — заметил мужик с дичью.

— Уже нет, — согласился арбалетчик.

— Раз все равно вляпались по полной, давайте хоть девку пока себе оставим, — предложил замыкающий в их колонне. — Развлечемся напоследок!

При этих его словах Диана судорожно дернулась всем телом: значит, жива! Пока…

— Тебе тащить, — пожал плечами арбалетчик — как видно, против прозвучавшего предложения не возражая.

— А пацана можно прям здесь, под ведьминым камнем в снегу прикопать, — деловито предложил его товарищ. — Так свои его, небось, до самой весны не найдут! А мы к тому времени уже далече будем!

— Это верно…

Как-то совершенно буднично арбалет нацелился на меня, и стрела с прощальным пением сорвалась с тетивы.

в которой мне помогает сила духа

Машинально я сложил пальцы в защитную комбинацию — умом уже понимая, что это совершенно бесполезно. Миг — и арбалетная стрела уткнулась… в невидимую преграду в сажени передо мной и отскочила в снег. Что?!

Я растерянно уставился на собственную руку, затем поднял глаза на стрелка — бородач, похоже, был ошеломлен не меньше моего.

При всем при том, ни малейшего оттока маны я не ощутил! Техника сработала будто сама собой!

Скинув рукавицу — щит я ставил, не снимая ее: что там пальцы-то скрестить! — я призвал Огненный меч. Вакидзаси не появился. Я попробовал сотворить файербол — не вышло и это.

То есть магия по-прежнему была мне недоступна. Откуда тогда взялся спасший меня от стрелы щит?!

Ответ на этот вопрос пришел в виде звонкого, хорошо знакомого мне голоса, донесшегося справа — издали:

— Никому не двигаться! Спалю к духам!

Я повернул голову: среди сугробов, широко расставив ноги и приготовив обе руки к боевой работе — сняв варежки, приподняв ладони и держа пальцы так, чтобы те было легко сложить в любую из базовых комбинаций — стояла Муравьева.

Если бы восторг можно было обратить в чистую силу, я бы сейчас, наверное, без труда забросил пушечное ядро на Луну — на радость господам нигилистам. Машка жива! И пришла к нам на помощь! Вот только…

Мимолетная эйфория почти тут же сменилась недоумением. Откуда у Муравьевой магия?! Или это она просто блефует?

Но щит-то был!

Или там мне тупо повезло, и у арбалетчика оказалась бракованная стрела — или рука стрелка в последний момент дрогнула?

Бородач, должно быть, тоже решил, что с прошлым выстрелом просто вышло какое-то недоразумение, и принялся торопливо перезаряжать свое грозное оружие. Недовольно покачав головой — говоришь им, мол, говоришь, а никакого толку! — Машка пошевелила пальцами — и арбалетчик замер недвижимой статуей. И вовсе не фигурально выражаясь — Муравьева самым натуральным образом обратила его в серый камень! Редкая техника, почти не требующая маны, но не особо популярная — против одаренного она в принципе не катит, только на черни срабатывает. Окаменевшего, кстати, можно при желании оживить…

То есть все-таки техника? Значит — магия?!

— Эй, девка, ты что такое творишь?! — лыжник, державший на плечах звериную тушу, сбросил трофей на снег. В руках у мужика появился длинный, чуть ли не с локоть, нож, и зверобой решительно шагнул в сторону Муравьевой.

Слабоумие или отвага?

Что бы там ни было, результат один — зимнюю тайгу украсила еще одна серая скульптура.

Третий мужик — тот, что тащил Диану — в каком-то смысле оказался сообразительнее приятелей: попятился, стараясь при этом как-то прикрыться телом Цой:

— Только тронь меня, духова ведьма — и твоей подружке конец!

— Отпусти девушку! Немедленно! — сурово потребовала Маша.

— И не подумаю! Только тронь…

Договорить он не сумел — сложно вести беседу, когда твоя голова взрывается вулканом, подкидывая меховую шапку на добрый аршин и выплевывая следом за ней собственное содержимое через возникшее на макушке жерло. Тоже, наверное, что-то специфическое против черни, и уже явно абсолютно необратимое — но этой техники я не знал.

Словно мешок уронив хабаровчанку в сугроб, мужик повалился навзничь. Серо-алый фонтан из его темени так и продолжал бить, пусть уже и заметно слабее, оставляя на свежем снегу жуткую талую роспись.